– Да, лорд, знаю.
Альфред вздохнул.
– Он говорил, что это страсть, что это любовь. Короли не женятся по любви, лорд Утред, они женятся, чтобы обеспечить защиту королевству. Она не подходила ему в качестве жены, – твердо заявил он. – Вертихвостка! Без стыда и совести!
– Жаль, что я не был знаком с ней, лорд, – сказал я, и Альфред рассмеялся. Однако его смех тут же превратился в стон. Осферт не понимал, о чем мы говорим, и я едва заметным поворотом головы подал ему знак не задавать вопросов. И тут я сообразил, какие именно слова принесут утешение Альфреду. – При Бемфлеоте, лорд, – сказал я, – мы с Эдуардом стояли рядом в стене из щитов – ты же понимаешь, в такой ситуации человек не может утаить свой характер, – и я узнал его как достойного человека. Честное слово, им можно гордиться. – Я поколебался, потом кивком указал на Осферта. – Ты можешь гордиться всеми своими сыновьями.
Я увидел, как пальцы короля сжали руку Осферта.
– Осферт – хороший человек, – сказал Альфред, – и я горжусь им. – Он похлопал своего незаконнорожденного сына по руке и перевел взгляд на меня. – А что еще случится? – спросил он.
– Этельволд предпримет попытку захватить трон, – ответил я.
– Он клянется, что никогда не пойдет на это.
– Эти клятвы ничего не стоят, лорд. Зря ты двадцать лет назад не перерезал ему горло.
– То же самое говорят и о тебе, лорд Утред.
– Возможно, тебе следовало бы прислушаться к этим советам, лорд?
Его губы дернулись в улыбке.
– Этельволд – жалкое создание, – сказал он, – лишенное благоразумия и внутренней дисциплины. Он не опасен, он просто напоминание о наших ошибках.
– Он вел переговоры с Сигурдом, – сказал я, – и у него много сторонников среди недовольных в Сенте и Мерсии. Вот поэтому я и приехал в Уинтансестер, лорд, чтобы предупредить тебя.
Альфред долго смотрел на меня, потом вздохнул.
– Он всегда мечтал стать королем, – задумчиво произнес он.
– Пора покончить и с ним, и с его мечтой, лорд, – твердо проговорил я. – Одно твое слово – и я избавлю тебя от него.
Альфред покачал головой.
– Он сын моего брата, – сказал он, – он слабый человек. Я не хочу замарать свои руки кровью близких, когда мне предстоит предстать перед судом Божьим.
– Значит, пусть живет?
– Он слишком слаб, чтобы представлять опасность. Никто в Уэссексе не поддержит его.
– Это верно, лорд, – согласился я, – поэтому он вернется к Сигурду и Кнуту. Они вторгнутся в Мерсию, а потом в Уэссекс. Придется вступать в бой. – Я поколебался. – И в этих сражениях, лорд, Кнут, Сигурд и Этельволд погибнут, но Эдуард и Уэссекс останутся целыми и невредимыми.
Он обдумал мои слова и опять вздохнул.
– А Мерсия? Не все в Мерсии любят Уэссекс.
– Лордам Мерсии придется выбирать, на чью сторону вставать, – ответил я. – Те, кто поддержит Уэссекс, окажутся на стороне победителей, другие же погибнут. Мерсией будет править Эдуард.
Я сказал ему все то, что он хотел услышать, а еще то, во что я сам верил. Странно: пророчества Эльфаделль озадачивали меня, однако когда меня попросили предсказать будущее, я сделал это без малейших колебаний.
– Откуда у тебя такая уверенность? – спросил Альфред. – Это тебе ведьма Эльфаделль наговорила?
– Нет, лорд. Она напророчила мне совсем противоположное, но она говорила только то, что требовал от нее ярл Кнут.
– Даром пророчества, – жестко произнес Альфред, – не наделили бы язычника.
– А разве ты не просил меня рассказать о будущем, а, лорд? – ехидно спросил я, и он наградил меня еще одной гримасой, которую следовало воспринимать как улыбку.
– Так откуда у тебя такая уверенность? – спросил Альфред.
– Мы научились противостоять скандинавам, лорд, – ответил я, – а вот они не научились противостоять нам. Раз у тебя есть бурги, значит, у тебя есть все преимущества. Они нападут, они будут обороняться, они потерпят поражение, и мы победим.
– У тебя все так просто, – хмыкнул Альфред.
– В сражении все просто, лорд, поэтому-то, возможно, у меня так хорошо получается сражаться.
– Я плохо поступал с тобой, лорд Утред.
– Нет, лорд.
– Нет?
– Я люблю датчан, лорд.
– Но ты же меч саксов!
– Вирд бит фул аред
[6]
, лорд, – сказал я.
Он прикрыл глаза. Он лежал неподвижно, и я испугался, что он умирает. Но потом он открыл глаза и, нахмурившись, посмотрел вверх, на закопченные стропила. Несмотря на все усилия, ему все же не удалось подавить стон, и я увидел, как боль исказила его лицо.
– Как же трудно, – произнес он.
– Есть снадобья, которые облегчают боль, лорд, – чувствуя себя абсолютно беспомощным, сказал я.
Он покачал головой.
– Дело не в боли, лорд Утред. Мы рождены для страданий. Нет, трудна судьба. Неужели все предрешено? Предвидение – это не судьба, мы свободны выбирать свои пути, и в то же время судьба утверждает, что мы не можем их выбирать. И если судьба существует, есть ли у нас выбор? – Я ничего не ответил, предоставив ему гадать над ответом. Он повернулся ко мне. – Какой ты видишь свою судьбу? – спросил он.
– Я бы вернул себе Беббанбург, лорд, чтобы встретить свой смертный час в главном зале поместья под шум моря, который ласкал бы мне слух.
– А мне слух ласкает брат Джон, – усмехнулся Альфред. – Он требует, чтобы они раскрывали рты, как голодные птенцы, и они стараются изо всех сил. – Он накрыл руку Осферта правой рукой. – Они хотят сделать из меня голодного птенца. Они кормят меня, лорд Утред, жидкой кашкой и требуют, чтобы я ел, а я не хочу. – Он вздохнул. – Мой сын, – он имел в виду Осферта, – говорит, что ты нищ. Почему? Разве ты не захватил богатые трофеи при Дунхольме?
– Захватил, лорд.
– И все растратил?
– Я растратил свое богатство на службу тебе, лорд, на людей и оружие. На охрану границ Мерсии. На вооружение армии, которая разгромила Хестена.
– Nervi bellorum pecuniae
[7]
, – произнес Альфред.
– Опять ваша священная книга, лорд?
– Один мудрый римлянин, лорд Утред. Он сказал, что деньги – это движущая сила войны.
– Он знал, о чем говорит, лорд.
Альфред прикрыл глаза, и я увидел, как опять исказилось его лицо. Губы плотно сжались, когда он попытался подавить стон. Неприятный запах в комнате стал резче.
