В полудреме я размышлял о том странном явлении, что все люди, как-то влиявшие на мою жизнь в последние три года, вдруг оказались в одном месте или почти рядом. Сигурд, Беортсиг, Эдуард, Кнут, Этельволд, Этельфлед, Сигебрихт – все они собрались в этом продуваемом ветрами и поливаемом дождями дальнем углу Восточной Англии. И это знаменательное событие, думал я. Три норны сплели три нити и сделали это ради какой-то цели. Я попытался разглядеть узор, но ничего не увидел, а потом заснул.
Проснулся я, когда в комнату через низкую дверь вошел Эдуард. Снаружи уже была ночь.
– Сигельф не хочет отходить, – недовольным тоном произнес он, обращаясь к двум священникам.
– Лорд король? – встрепенулся один из них.
– Сигельф упрямится, – пояснил король, протягивая руки к огню. – Говорит, что останется там, где сейчас! Я сказал ему, чтобы он отходил, но он отказывается.
– Отказывается? – спросил я, мгновенно проснувшись.
Эдуард, кажется, удивился, увидев меня.
– Сигельф, – сказал он, – он игнорирует моих гонцов! Ведь ты послал к нему человека, не так ли? А я послал еще пятерых! Пятерых! Но они вернулись и доложили, что он отказывается отходить! Он говорит, что сейчас уже слишком темно для марша и что он дождется рассвета. Господи, да он же рискует своими людьми! Датчане проснутся с первыми лучами солнца! – Он вздохнул. – Я только что отправил еще одного с приказом немедленно отходить. – Он помолчал, хмурясь. – Я же прав, верно? – спросил он у меня, явно нуждаясь в поддержке.
Я не ответил. Я молчал, потому что наконец-то разглядел, что затеяли норны. Я увидел узор всех наших жизней и наконец-то понял войну, которая была выше понимания. Вероятно, на моем лице отразился шок, потому что Эдуард испуганно уставился на меня.
– Лорд король, – сказал я, – прикажи армии перейти мост и присоединиться к Сигельфу. Ты меня понял?
– Ты хочешь, чтобы я… – озадаченно начал Эдуард.
– Всей армии! – закричал я. – Всем до одного! Пусть немедленно идут к Сигельфу! – Я кричал на него, как будто передо мной был подчиненный, а не король. Я понимал: если Эдуард меня не послушается, ему уже никогда не быть королем. Не исключено, что мы уже опоздали. В общем, времени на объяснения не осталось. Нужно было спасать королевство. – Гони их немедленно! – рычал я. – Гони той же дорогой, что пришли, к Сигельфу! Поторопись!
Я побежал к своей лошади.
Я созвал своих людей. Мы перешли мост, ведя лошадей в поводу, затем запрыгнули в седла и поехали по дороге к Хунтандону. Ночь была темной, темной и холодной, ветер швырял дождь нам в лицо, и мы не могли скакать во весь опор. Помню, как меня одолели сомнения. А вдруг я ошибаюсь? Если я ошибаюсь, тогда получается, что я веду армию Эдуарда на поле битвы, выбранное датчанами. Я веду ее туда, где река делает петлю, и датчане могут оказаться по обе стороны от нас. Однако я отгонял от себя все эти мысли. Раньше все выглядело бессмысленным, сейчас же смысл появился во всем, кроме пожаров далеко на севере. Во второй половине дня я видел один столб дыма, сейчас же было уже три, и красноватые всполохи огня подсвечивали низкие тучи на темном небе. С какой стати датчане сжигают дома и деревни на землях короля Йорика? Это была еще одна загадка, но я не придавал ей особого значения, потому что горело где-то далеко за Хунтандоном.
Мы ехали час, прежде чем нас окликнул часовой. Это был один из моих людей, и он привел нас в лесок, где расположился Финан.
– Я не отошел, – объяснил мне Финан, – потому что Сигельф не двинулся с места. Одному богу известно почему.
– Помнишь, как мы в Хрофесестере разговаривали с епископом Свитвульфом? – спросил я у него.
– Помню.
– Что они грузили на корабли?
Финан секунду молчал, осмысливая то, о чем я спросил.
– Лошадей, – тихо ответил он.
– Лошадей для Франкии, – сказал я, – а Сигельф приходит в Лунден и заявляет, будто у него не хватает лошадей.
– И сейчас сотня его людей находится в Лундене вместе с гарнизоном, – продолжил Финан.
– И готова открыть ворота, когда подойдут датчане, – кивнул я, – потому что Сигельф присягнул Этельволду, или Сигурду, или кому-то еще, кто пообещал ему трон Сента.
– Господи Иисусе, – выдохнул Финан.
– И никакой нерешительности датчане не проявляли, – сказал я, – они просто ждали, когда Сигельф присягнет им в верности. Сейчас они получили заверения в его благонадежности. Сентийский мерзавец отказывается отходить, потому что ждет, когда датчане присоединятся к нему. Возможно, они уже подошли. Они думают, что мы идем на запад, и двинутся на юг. Люди Сигельфа, оставшиеся в Лундене, откроют ворота, и город падет. Вот что случится, если мы будем сидеть и ждать этого говнюка в Беданфорде.
– Так что нам делать? – спросил Финан.
– Остановить их, естественно.
– Как?
– Переманить их на свою сторону, естественно, – ответил я.
А как иначе?
Глава тринадцатая
Сомнения ослабляют волю. А вдруг я ошибся? А вдруг Сигельф – просто упрямый и глупый старик, который действительно считает, что сейчас слишком темно для марша? Хотя сомнения и одолевали меня, я продолжал вести своих людей на восток, вокруг болота, которое закрывало подступы к правому флангу Сигельфа.
Дул резкий ветер, стоял пронизывающий холод, лил противный дождь, темно было хоть глаз выколи. Если бы не бивачные костры сентийцев, мы бы наверняка заблудились. Именно костры отмечали расположение войска Сигельфа. К югу количество костров увеличилось, и это говорило мне о том, что к этому моменту часть датчан уже переправилась через реку и укрылась от непогоды в хибарах вокруг старого римского дома. Однако те загадочные пожарища, чьи всполохи подсвечивали небо, были еще дальше на север, и найти им объяснения я пока не мог.
Было и еще кое-что, что не поддавалось моему пониманию. Часть датчан переправилась через реку, однако, судя по количеству костров на северном берегу, их основные силы все еще оставались в Хунтандоне, что было странно, если они и в самом деле собирались идти на юг. Люди Сигельфа не сдвинулись с того места, где я их оставил, что означало, что их и датчан разделяет немалое расстояние. Именно эта брешь и давала мне шанс.
Мы оставили лошадей в лесу и двинулись дальше пешком, неся щиты и прочее снаряжение. Мы шли на костры, но они были довольно далеко, поэтому мы были вынуждены идти в полной темноте. Мы спотыкались, падали, проваливались в болото, но упрямо шли вперед. Один раз я провалился по пояс и с трудом выбрался из вцепившейся в ноги трясины. Растревоженные птицы с криками поднялись в ночное небо, и я испугался, что этот шум предупредит противника. Однако все обошлось.
Сейчас, в старости, бывают ночи, когда я подолгу лежу без сна и вспоминаю, как пускался в совершенно безумные авантюры, как рисковал. Я постоянно испытывал судьбу, бросая вызов богам. Я вспоминаю атаку на форт при Бемфлеоте, или сражение с Уббой, или подъем на холм при Дунхольме, однако все эти эскапады не идут ни в какое сравнение с тем броском, что мы совершили холодной, дождливой ночью в Восточной Англии. Я вел за собой сто тридцать четыре человека через зимний мрак, и мы собирались атаковать две вражеские силы общей численностью в четыре тысячи. Если бы нас заметили, если бы на нас напали, если бы нас разбили, нам было бы некуда бежать и негде спрятаться, кроме своих могил.
