Лейтенант ответил:
— Джип со специальным пропуском, а тротуары… на стоянку в этом месте есть разрешение.
— И кто разрешил подобное безобразие?
— Начальник управления генерал-лейтенант Федотов!
— Андрей Андреевич не мог отдать подобного распоряжения. Впрочем, я сейчас же свяжусь с ним и уточню ваши слова. Заодно проверим, что это за специальный пропуск навесил на свою «Тойоту» его владелец.
Лейтенант замялся. Это заметил Самаранов:
— Что занервничал, лейтенант?
— Не надо звонить Федотову!
— Не надо? Почему?
— Я не проверял пропуск! Возможно, он липовый, а тротуары действительно отвели под стоянку, дабы не загружать проезд до Белого дома, если пойдет правительственный кортеж!
— Значит, ради кортежа одного чиновника создали весь этот бардак?
— Но не я же?
— Ладно! Иди пропуск у джипа проверь. А насчет моей машины распоряжение получишь в любую минуту!
Инспектор послушно пошел к «Тойоте». Самаранов, потеряв интерес к лейтенанту, направился к цветочному киоску. Здесь продавали неплохие букеты. Женщина, составившая композицию, знала свое дело. Купив неброский, но изящно подобранный дорогой букет, генерал прошел ко входу в Дом книги. Ровно в 15.00 напротив за шеренгой машин остановилось такси. Из него вышел полковник-артиллерист с кейсом в левой руке. Обошел стоящие на тротуаре машины, остановился. Огляделся.
Самаранов подошел к нему, спросил:
— Полковник Табанов?
— Так точно! А вы тот, кто желал со мной встретиться?
— Да! Здравствуйте, Виктор Михайлович!
Сканер генерала молчал, не выдавал вибрационного сигнала, что означало — их разговор никто извне не прослушивал.
Самаранов бросил взгляд на часы:
— Удивляюсь, Виктор Михайлович!
— Чему же?
— Вашей пунктуальности! Прибыть в точно назначенное время при плотном движении по столице практически невозможно!
— Так получилось! Вы не желаете представиться?
— Григорий Савельевич. Фамилию назову позже, если не возражаете! И если в этом возникнет необходимость.
— Ради бога! Вы еще кого-то ждете?
Самаранов удивился:
— С чего вы это взяли?
— Букет! Не для меня же его приготовили?
Командующий рассмеялся:
— Не для вас, но я никого больше не жду! Букет предназначен вашей супруге, у нее же вчера был день рождения, не так ли?
— Да! Теперь все понятно!
Генерал добавил:
— Для нее приготовлен не только букет. Да и для вас лично тоже кое-что есть, но, думаю, разговаривать на улице не совсем удобно. Пройдемте в мою машину? Там нам никто не помешает. Заодно доедем до штаба.
Полковник ответил:
— Да, так будет удобно!
Самаранов указал на стоящий в одиночестве у тротуара «Мерседес».
— Тогда прошу!
— Крутая у вас машина, — заметил Табанов, — стоит кучу денег!
— Что такое деньги, Виктор Михайлович? Бумажки, которые не так сложно заиметь в достаточно большом количестве. Надо только знать, как сделать это!
Полковник вздохнул:
— Вот именно, знать!
— При желании можно все узнать. Человек всегда стремился к знаниям, такова его природа.
Разговаривая, сели в «Мерседес».
Самаранов, извинившись, вызвал по телефону Федина. В разговоре был краток:
— Как у тебя?
— По-прежнему!
— Хорошо! Жди! — И, отключив трубку, приказал водителю: — Давай, Леонид, к штабу ракетчиков. Заедешь с тыловой стороны.
— Понял!
Самаранов повернулся к Табанову:
— Теперь можно и поговорить. Дело у меня к вам имеется, полковник. Точнее деловое предложение.
— Я готов вас выслушать!
— Отлично! Курите?
— Да!
— Прошу!
Генерал извлек из кармана пачку дорогих американских сигарет. Пассажиры на заднем сиденье «Мерседеса», начавшего движение к Садовому кольцу, закурили. Самаранов переложил на колени «дипломат».
Глава 4
Во вторник, 10 августа, проснулся Станислав в шесть часов утра от тошноты, внезапно подступившей к горлу. Помучившись минут десять в надежде, что та отпустит, он не почувствовал себя лучше. Встал под душ. Голова болела. И, вообще, на душе было так мерзопакостно, что хотелось выть. Закончив водные процедуры, капитан навел порядок на кухне. Через силу позавтракал. Вышел на балкон. Закурил, но дым вызвал очередной приступ тошноты. Погасил окурок и выбросил его вниз. День обещал быть погожим, хотя на западе в небе зависли большие темные облака. Но ветра не было. Так что дождь если и подойдет к городку, то ближе к вечеру. Да, к вечеру, когда Мамаев вновь окажется в плену одиночества, захватившего его квартиру.
В 7.30 капитан вышел из дома и направился в подразделение. На аллее встретил Дубова. Поздоровались. Прапорщик, внимательно посмотрев на капитана, произнес:
— Плохо выглядишь, Стас! Пил, что ли?
— Пил!
— Из-за того, что Елена уехала?
— Дуб! Не лезь в душу. Без тебя хреново!
— Так выскажись, легче станет!
Мамаев указал на кафе:
— Легче, Серега, только после стакана станет!
— Ну это ты напрасно. Сам же прекрасно понимаешь, что водкой состояние только усугубишь.
— Понимаю, поэтому и иду с тобой в часть, а не в чипок.
— Может, Елена отошла? — сказал Дубов. — И жалеет, что уехала? Наговорила сгоряча ерунды всякой, а сейчас и не рада этому!
— Жалела, позвонила бы!
— А если звонила, когда мы на задании были? В тот же вечер. Но никто не ответил. Перезвонила ночью, и опять тишина.
— Она знала, что мы вылетаем на боевое задание! Поэтому звонить в тот вечер было бесполезно.
Но прапорщик не сдавался:
— Значит, сейчас думает, что ты еще не вернулся. Ведь обычно мы по неделям отсутствуем, это на этот раз все быстро закончилось!
— Что ты предлагаешь, Дуб?
— Неужели не ясно? Позвони жене сам. Тем более она увезла дочь, а с ребенком ты по закону имеешь право общаться!
— А чего ты так беспокоишься за меня, Сережа?
Прапорщик вздохнул:
— Так сопьешься ведь! И еще одним настоящим офицером меньше станет.
Капитан хлопнул Дубова по плечу:
