Вчера мне позвонила одна молодая мама.
– Я хочу поговорить с кем-нибудь из взрослых, – пояснила она.
– Устали быть мамой? – спросила я.
– Боюсь, что да, – засмеялась она. – Мне хорошо с сыном, но я хочу общаться и с другими людьми.
Она была совершенно права. Как и многие другие мамы, она страдала от изолированности. И при этом чувствовала себя виноватой. «Мне нужно сначала найти себя», – решила она. Все время и внимание она уделяла ребенку, но тосковала по общению с другими, взрослыми людьми. Правда, она не знала одного. Тоска по общению с другими взрослыми, как и чувство вины из-за этой тоски, совершенно нормальна. Конечно, я не могла примчаться к ней через всю страну, чтобы час посидеть с ребенком, но я могла хотя бы выслушать ее, поговорить с ней пару свободных минут. Я понимала ее, сочувствовала ей и вспоминала то время, когда сама только-только стала мамой и испытывала то же самое. Я напомнила ей, что она не одна.
До рождения дочери я работала киножурналистом. Я ездила по съемочным площадкам и дни напролет проводила там со съемочной группой. Мне это нравилось, я любила задавать острые вопросы участникам съемок. Они с удовольствием рассказывали о своей работе. И каждый убеждал меня, что не будь его, никакого фильма бы не получилось. И все они были правы: и осветители, и звукооператоры, и художники по костюмам, и многие другие специалисты. Забеременев, я почувствовала себя на съемках не к месту. Моя повседневная форма – синие джинсы и футболка – уступила место одежде для будущих мам. И хотя члены съемочной группы вели себя доброжелательно и входили в мое положение, мне было не по себе. Я гнала от себя эти мысли, но они все равно возникали.
Я родила Доменику в первый понедельник сентября – в День труда. Для съемочной группы это был первый выходной день за двадцать две рабочие недели. Когда за мной в роддом приехала машина, я попросила водителя отвезти меня не домой, а в павильон звукозаписи Metro-Goldwyn-Mayer – там работал отец Доменики
[1]
. Я с гордостью показала ребенка, а Доменика была очень красивой малышкой. Но как только мой муж и остальные члены группы вернулись к работе, мы с дочкой уехали домой. Мне было очень одиноко и грустно, я все время была как на иголках. Даже когда Доменика крепко спала в кроватке, я старалась находиться поблизости. Моя жизнь стала жизнью дочери. Когда муж приходил домой, я с энтузиазмом слушала, что нового происходит на съемочной площадке. При этом я прекрасно понимала, что мои рассказы о малышке однообразны: изо дня в день – поела, поспала, поиграла… Я была ее единственным – невольным – зрителем и слушателем. Муж любил нашу дочь, но при этом ее «подвиги» его отнюдь не потрясали. Кроме того, я перестала быть его партнером и «членом команды». Постепенно я теряла себя и становилась только мамой. Дочери еще не исполнился год, когда мой брак распался. Я забрала ребенка и пишущую машинку и начала жить одна.
И тут я по-настоящему ощутила, что такое одиночество и изолированность: в жизни нет ничего, кроме заботы о ребенке и работы. Я писала, когда Доменика спала или играла в манеже. Я хотела быть хорошей матерью и ошибочно полагала, что материнство – это работа, которая больше ни на что не оставляет времени. Я была занята круглосуточно. Ребенок зависел от меня и только от меня. У меня не было выбора, не было другого выхода. Все, что не касалось ребенка, я откладывала на потом или просто забывала. Постепенно я стала раздражительной, со мной было очень тяжело общаться. Мне казалось, что я сижу на коротком поводке у своей дочки. И вот однажды Джулиана Маккарти
[2]
, мудрая женщина и моя хорошая подруга, посоветовала найти няню и пойти проветриться. «В первую очередь позаботься о себе», – сказала она.
Я послушалась ее, нашла няню и взяла свой первый выходной. «Вот увидишь, насколько лучше тебе будет, когда ты поставишь себя на первое место», – говорила Джулиана. И она убедила меня. Я стала терпеливее, веселее и жизнерадостнее; начала лучше понимать, от чего Доменика смеется, что думает и что чувствует. То же самое я поняла и про саму себя. Так я положила начало традиции еженедельных культпоходов – которые в будущем превратились в творческие приключения.
Очень важно позволять себе иногда выходить из дома. Изоляция приводит к депрессии, вам будет казаться, что вы попали в ловушку. Вы все время дома, с ребенком, и при этом вам одиноко и грустно. А когда вам грустно и одиноко в компании собственного любимого малыша, вы вдобавок ко всему чувствуете себя виноватой. Вы мучаете себя вопросом: будь я лучшей матерью, неужели я бы не радовалась каждому мгновению, проведенному с ребенком? В утренних страницах эта жалость к себе еще заметнее. Но в подобных чувствах родителей нет ничего странного.
Обратимся к истории. Раньше молодые родители никогда не были изолированы от окружающих. Люди жили большими сообществами, несколько поколений вместе, и рядом с молодыми родителями всегда находились другие взрослые. Личное пространство и небольшая семья стали популярны сравнительно недавно и привнесли в нашу жизнь как плюсы, так и минусы.
Однажды я проводила в Санта-Фе мастер-класс по книге «Путь художника», и ко мне подошел один молодой отец. Он начал вести утренние страницы и вскоре обнаружил, что его не радует и даже раздражает отцовство.
– Мне стыдно в этом признаться, – сказал он, – но я завидую друзьям, которые до сих пор не женаты. Я не могу проводить с ними время, не могу засиживаться допоздна, и мне кажется, что веселые, радостные дни прошли. Ничто уже не будет так, как раньше. Мне даже самому странно поверить, что я так завидую их свободе.
– Вы скучаете по ним? – продолжала расспрашивать я. – Другие люди чувствуют себя точно так же, – сказала я ему, подозревая, что в его истории кроется нечто большее, чем просто зависть к их образу жизни.
Он тяжело вздохнул.
– Да, очень скучаю. Наверное, я им больше не нужен. Мне же кажется, что они необходимы мне больше, чем когда-либо, и при этом мы общаемся меньше, чем раньше.
Мы часто отпугиваем наших неженатых друзей и тех, у кого нет детей, рассказывая, каково это – быть родителями. У них возникает ощущение, что они нам больше не так нужны, как прежде. Когда-то они могли звонить нам в любое время, и теперь их, конечно, злит, что они не могут достучаться до нас, потому что мы заняты детьми.
– А вы не пытались их вернуть, показать им свою семью и нынешнюю жизнь? – спросила я. – Не размышляли о том, как это можно сделать?
Он немного подумал, а потом сказал:
– Знаете, а это, кажется, очень просто. Раньше мы с парнями собирались по воскресеньям и смотрели футбол. Может, мне просто пригласить их к себе, как в старые добрые времена? Мне придется иногда отходить в соседнюю комнату к ребенку, но все равно будет здорово, если все у меня соберутся. Может, им интересно посмотреть, как я сейчас живу.
