Вот если бы и мне завести помощников! Хранителей или стражей, как их лучше назвать-то? У них не было имен, во всяком случае я никогда их не слышала, девочка обычно подзывала их тихим свистом. А я бы непременно дала своим имена. Ведь всех как-нибудь зовут. Домашние животные, любимцы, моськи всякие, коты – всех. Только ведь я не знала имени и самой девочки. Я звала ее про себя маленькая японка или просто японка. Это неправильно, пора нам познакомиться…
Но, чтоб познакомиться, надо хоть немного свободного времени. А его-то как раз и нет. Катастрофически!
Глава 15
Просьба
– Мне нужно выполнить одну просьбу, – сказала я Ольге.
– Что?! Просьбу? Тебя о чем-то просили? Кто? – она засыпала меня вопросами. Я прикрыла глаза, встряхнула головой: ее голос болью отзывался у меня в голове.
– Там девушка одна, ждет… – попыталась объяснить я. – Вот уже третий день… сбила ноги. Ее похоронили в туфлях на высоченной шпильке, это были ее любимые. Но в них совершенно невозможно ходить.
Ольга опешила:
– А ты тут при чем?
– Не могу же я ее бросить! – огрызнулась я.
– Так пусть разуется, и дело с концом!
Я покачала головой. Пришлось терпеливо объяснять, как я нашла эту девушку. Можно сказать, случайно, просто потому, что ходила проверять ловушки для неприкаянных душ. Она сидела на камне и смотрела на свои разбитые ноги. Я вернула ее на дорогу, но дальше она должна идти одна.
– Так что же делать? – выслушав меня, спросила Ольга.
– Есть один способ, он должен сработать. Попытаюсь поговорить с ее родственниками.
– Ты знаешь, кто они и где живут? – удивилась Ольга.
– Разумеется…
– Я с тобой! И не вздумай меня останавливать!
Труднее всего объяснять незнакомым людям цель своего визита, особенно если это цель такого рода.
Пока мы разыскивали дом, где жили родители покойной, я все время думала, что скажу им? «Здравствуйте, ваша дочь просила передать, что ей необходима удобная обувь…» Интересно, сразу с лестницы спустят или все-таки выслушают, а только потом вызовут «Скорую помощь» или милицию?
– Не волнуйся, я все беру на себя, – успокаивала Ольга.
На наш звонок дверь почти сразу открылась. На пороге стояла седая женщина с измученным лицом.
Ольга подалась вперед, поздоровалась и заговорила, чуть гнусавя, пыталась придать голосу скорбное выражение, что ли…
– Мы только сегодня узнали, ах, как же это тяжело… я и моя подруга, – она толкнула меня локтем в бок, – мы хорошо знали вашу дочь, особенно она. – Меня снова толкнули.
– Да, нас многое связывало, – запинаясь, произнесла я.
Женщина посторонилась, давая нам пройти.
Усадила на диван, достала альбом с фотографиями: вот Леночка совсем маленькая, а здесь ей четыре годика, это в садике на утреннике… школа, выпускной, это она на первом курсе…
Как же мучительно сидеть в чужой квартире с занавешенными зеркалами и пытаться расположить к себе мать умершей.
Она много говорила, слова буквально лились потоком.
– Сегодня третий день, я понимаю, надо как-то смириться, но, знаете, так неспокойно на душе, так болит все! – говорила она. – Мне бы хотелось увидеть ее во сне, спросить, как там? Но она почему-то не приходит.
Я не выдержала:
– Ко мне приходила.
– К вам? – встрепенулась женщина. – И что же, что же? – Она схватила меня за руку, уставилась сухими глазами. Ждала.
– Знаете, возможно, вам покажется странным, но она просила удобную обувь.
Женщина замерла на секунду, а потом вдруг закивала часто-часто:
– Да-да-да! Понимаю! Туфли! Видите ли, мы похоронили ее в любимых туфлях… а ведь там… ей наверняка неудобно.
Я осторожно промолчала.
– Я думала об этом, представляете?
Я кивнула.
– И больше она ничего не сказала?
– Нет.
Женщина вскочила, нервно прошлась из угла в угол:
– Как же быть? Отнести пару тапочек на могилу?..
Ольга и тут нашлась:
– Может, я сейчас глупость скажу, но, знаете, мне бабушка рассказывала: у них в деревне был такой обычай – когда приходили умершие и просили о чем-нибудь, то родственники передавали просимое с другим умершим.
– Как это? – не поняла женщина.
– В вашем доме сегодня кто-то умер, – подсказала я.
– Ах да, старушка из соседнего подъезда.
– Надо положить ей в гроб обувь для вашей дочери. Та получит.
– Вы уверены? – растерянно переспросила женщина.
– Абсолютно. Только поторопитесь, – мне надоело ходить вокруг да около. – И еще, ваша дочь непременно даст о себе знать, это я вам обещаю.
– Я все сделаю, да-да-да, у Леночки были чудесные мокасины, легкие, крепкие… пожалуй, они годятся… Не совсем подходят к платью, ну так что же, не в красоте дело, а в удобстве… – лепетала она, суетливо роясь в шкафах. Найдя, повернулась ко мне, прижимая обувную коробку к груди, спросила испуганно: – Может быть, вы сходите со мной?
Я покосилась на Ольгу, у той глаза на лоб полезли. Видимо, представила, как мы сейчас втроем будем уговаривать родственников усопшей старушки. Но как я могла отказать?
– Ладно, – пробормотала я. Женщина бросилась к дверям. Мы потопали за ней.
– По-моему, перебор, – шепнула Ольга.
– Я разберусь! – стиснув зубы, ответила я. Затем забрала у женщины коробку.
В квартиру старушки мы вошли беспрепятственно. Дверь распахнута настежь, суетятся какие-то люди, гроб с телом на столе, все как полагается.
Женщина заговорила о чем-то с родственницей усопшей, а я, не раздумывая, подошла к гробу. Склонилась и, глядя в сухонькое, обтянутое кожей мертвое лицо, попросила:
– Передайте, пожалуйста.
Сунула под гробовое покрывало мокасины, никто и не заметил.
– Сочтемся, – кивнула я покойнице.
Для приличия мы еще постояли у гроба, а потом потихоньку удалились.
Женщина проводила нас и, прощаясь, еще раз спросила:
– Так вы думаете, она даст знать?
– Да…– я вздохнула, – молитесь за нее, – посоветовала.
Женщина смутилась:
– Да я как-то не приучена, и в церкви чувствую себя неловко…
– Чего же теперь стесняться? – удивилась я. – Кажется, вам терять нечего…
Она встрепенулась:
– Да-да-да, как вы правы, вы абсолютно правы! Боже мой, да!
