— Угу! Сейчас. Вышел.
Александр начал опускать трубу и тут она, не выдержав нагрузки, лопнула. Остов скамьи ударил в крышу, задев арматурину, которая ударила Черникова по лицу и правой руке. Кровь хлынула из разорванной щеки, разбитой брови, распоротой руки. Пламя обожгло ноги. Собрав последние силы, Черников рванулся за Луковцевым. И успел перевалиться через оконный проем прямо на руки прибывших спасателей. Он увидел людей в скафандрах и потерял сознание. Команду офицера-пожарного: «В машину «Скорой» его, быстро!» — он уже не услышал.
Выбравшуюся из разбитого, объятого пламенем вагона Злату мужчины оттащили к склону. В это время сверху начали спускаться спасатели. Пассажиров, что могли передвигаться, отправили наверх. Поднявшись на вершину оврага, Злата остановилась и посмотрела вниз. Ни Черников, ни его товарищ все не выходили из вагона. К девушке подошел офицер спасательной службы:
— Пани, прошу пройти к машинам «Скорой помощи», там вас осмотрят и при необходимости окажут помощь.
Злата указала на вагон:
— Там два русских офицера. Это они вынесли пассажиров. Но с ними что-то случилось, они уже должны были тоже выбраться наружу.
— Разберемся. Пройдите к «Скорым», сюда подойдут пожарные машины. Не мешайте, пожалуйста, нам делать свое дело.
— Но… русские…
— Я же сказал, разберемся.
К девушке и офицеру подбежал Марек:
— Злата, дорогая, вот видишь, все обошлось, я вызвал помощь! Пойдем отсюда, я провожу тебя. После осмотра уедем, я дозвонился из «Скорой» до друга, он уже едет сюда на своей машине.
Челенек попытался взять девушку под руку, но Злата оттолкнула жениха:
— Уйди, подонок! Трус несчастный! Ненавижу!
Марек вздохнул:
— Я понимаю твое состояние, дорогая, у тебя стресс, поэтому не обижаюсь. Стресс пройдет, и все встанет на свои места. Главное, мы живы.
— Нет, Челенек, ничего уже никогда никуда не встанет. И будет лучше — для тебя в первую очередь, — чтобы я больше не видела твою рожу. Между нами все кончено!
Девушка пошла к «Скорой».
В одной машине врачи осматривали ее, во вторую — доставили Черникова. Девушка его не видела. Приняв капитана, врач отдал команду водителю ехать в больницу. Вместе с Черниковым, забрав дипломат с документами, уехал и Луковцев.
Выйдя из «Скорой», Злата тщетно пыталась узнать у спасателей о судьбе советских офицеров. Те пожарные, что приняли Александра из влака, тушили пожар, остальные ничего о русских не знали. Вскоре из Бардовиц подошел автобус. Пассажирам, которым не требовалась медицинская помощь, предложили занять места в автобусе.
В 19.40 Злата вошла в свою квартиру. Позвонила матери. Та обрадовалась, что дочь не пострадала в железнодорожной катастрофе, о которой уже полчаса сообщали по телевидению и радио. Она поспешила к дочери. Злата, встретив мать, расплакалась. Пани Мария обняла дочь:
— Все хорошо, Злата! Все обошлось!
— Но русский офицер, мама! А если он погиб?
— Ты стала к нему неравнодушна, Злата?
— Да, я люблю его, мама! Я хочу знать, что с ним.
Пани Мария вздохнула:
— Ох, дочка, дочка, и зачем этот русский зашел к нам в кафе?
— Да о чем ты говоришь, мама! — вскричала Злата. — Мне надо знать, что с ним, а ты?
— Живой он, Злата!
— Правда? А откуда ты знаешь?
— По радио слышала. Один из двух офицеров Советской Армии, которые организовали и провели эвакуацию пассажиров поезда, получил ранения. Его жизнь вне опасности. Как его зовут, ты хоть знаешь?
— Капитан Александр Черников.
Злата обняла мать:
— Значит, он жив?
— Жив. Вот только твоя любовь к нему ни к чему хорошему не приведет.
— Сердцу не прикажешь, мама…
— К сожалению, ты права. Тебе надо отдохнуть.
— Нет, мне теперь надо узнать, где он находится. В какой больнице.
— Скорее всего, в гарнизоне. А в советскую часть тебя никто не пустит. Так что остается только ждать.
— Я дождусь.
Мать прижала голову дочери к своей груди:
— Несчастная ты моя. Даже в любви своей несчастная… Поспи.
Злата, как в детстве, уснула на коленях матери. И снился ей капитан русский. Ей снился Александр и поле, белое от ромашек, по которому они, взявшись за руки, смеясь, бежали к озеру с удивительно прозрачной водой. Она улыбалась во сне, а мать плакала, стараясь не прервать этот сон. Пани Мария прекрасно понимала, что власти — и советские, и чешские — не дадут молодым людям жить вместе. Заставят расстаться, жестоко растопчут то чувство, что связало русского офицера и чешскую девушку. И именно потому, что он русский, а она — чешка. Вздохнув, пани Мария тихо гладила волосы дочери, смахивая слезы, пробившие извилистые дорожки на ее лице. И остановить их женщина не могла.
Глава третья
Черников очнулся в машине «Скорой помощи». Молодой врач тут же нагнулся к нему:
— Как вы себя чувствуете, пан офицер?
Александр ответил:
— Прекрасно! Что с моим другом, вторым офицером, спасавшим людей из влака?
— Так он здесь, в машине. Это строго запрещено, но мы ничего не смогли сделать. Вы, русские, народ настойчивый.
Приблизилась физиономия Луковцева:
— Очухался, Саня?
— Очухался. Ты дипломат забрал?
— Забрал, вон он на скамейке лежит.
— Спасибо. За утерю секретных документов меня бы взгрели. А баул свой взял?
Луковцев вздохнул:
— Не до него было. Дипломат успел забрать, а тут гляжу, тебя увозят, ну я в машину. Да хрен с ним, с барахлом. Кто-нибудь найдет, вернут. Чехи — люди правильные.
Врач попросил Луковцева сесть на скамью. Семен подчинился. Теперь, когда Черников пришел в себя, он успокоился.
Водитель из кабины доложил:
— Пан доктор, подъезжаем, у входа в приемный покой советский «УАЗ».
— Санитарный?
— Нет. Командирский.
Врач повернулся к Черникову.
— Ну вот и приехали. А вас, пан офицер, встречают.
— Узнали уже. Меня должны были встречать.
Машина «Скорой помощи» остановилась у входа в приемный покой. Врач спросил:
— Сами передвигаться сможете, или нужна каталка?
— Какая каталка? Дойду!
— Добже.
Медсестра открыла дверь и выпроводила Луковцева на улицу. Забрав дипломат, тот вышел. Александр поднялся с носилок. Его качнуло. Врач поддержал капитана:
