— Твое дело.
— Ясный перец! Только, Петрович, без обиды, чья б корова мычала!
Розин насторожился:
— О чем ты?
— О твоей жене, Людмиле Васильевне, царство ей небесное! Ведь это ты ее того!
— Что значит того?
— А то и того, ты ее замочил. Сейчас об этом помалкивают, а десять лет назад много судачили и никто не сомневался в твоей виновности! И народ удивлялся, как это тебе удалось отвертеться. Помню, покойница баба Маша говорила, что видела, как ты супругу свою ненаглядную обухом по голове на крыльце саданул.
Розин повысил голос:
— Ты говори, да не заговаривайся! Людка сама со ступеней слетела да головой о колун.
— Ну, ясный перец! Конечно, сама.
— Вот и не болтай незнамо что!
— Да ладно, Петрович, мне без разницы, ты женушку на тот свет отправил или она сама убилась. Ты мне лучше скажи, чегой-то ты в блокнот писал, бросив удочку? Как товарняк по железке прошел? Иль в шпионы подался? В кино видел, один тоже вагоны считал. А потом состав под откос. Не помню, как фильм называется. Старый. Давно смотрел.
Розин растерялся. Но сумел быстро взять себя в руки:
— Ты как встал, опохмелился?
— Еще бы! Без стакана не ложусь и не встаю.
— Вот и допился до глюков. Какой блокнот? Привиделось тебе!
— Ага! Да я ж рядом был.
— Ты сам подумай, на хрена мне чего-то писать на рыбалке?
— А с рыбалкой, между прочим, тоже странность вырисовывается. То ты к воде близко не подходил, а то вдруг каждый день стал на озере торчать. И в любую погоду.
— Тебе, Грыжа, надо к психиатру обратиться. Пока не поздно. Смотрю, с головой у тебя непорядок.
— Чегой-то?
— Товой-то! То тебе блокнот мерещится, то удивляешься, почему человек рыбалкой увлекся. О шпионах каких-то говоришь. Скоро допьешься до того, что не ты Зинку из дома выгонишь, а она тебя в дурку определит.
Воронов сплюнул на траву:
— Ты дочку свою, Алису, лечи! У нее быстрей от наркоты крышу снесет. И у пацана, что вьется возле нее, тоже. Иль ты думаешь, я не знаю о хахале Алисы? Парочка образовалась под стать друг другу.
Розин побледнел:
— Ах ты шнырь поганый, да я тебя за такой базар…
Воронов, будучи мужиком трусливым, сдал назад:
— Ну, ладно, ладно, Петрович! Закрыли тему. Ты в мою жизнь не лезешь, я в твою. Все ж соседи…
— Таких соседей, знаешь, куда посылают?…
— Все! У меня пузырек с собой, выпьем мировую, мне с тобой ссориться резону нет! А если чего ляпнул по дурости, извини, не со зла, а по глупости. Зинка, сука, виновата, из-за нее точно в дурдом загреметь можно. Но и ты хорош — опустил ниже плинтуса, жизни учить надумал… Ну, что, по граммульке за мирное сосуществование?
— Я за рулем.
— Где он, этот руль? На опушке? Я и зашел-то сюда, увидев твой «жигуль». На пруд шел, там на перловку карп брать должен, а, увидев тачку, решил проведать соседа. Вот и проведал.
— Пить не буду. Шел на пруд, так и иди с богом. Извинения мне твои не нужны, но предупреждаю: станешь и дальше на людях нести околесицу, не взыщи. Рот закрою быстро. Не смотри, что мне седьмой десяток. Спрошу по полной программе. Понял?
— Понял, понял! Я ж не козел… Это с тобой по душам поговорили, а с другими — ни-ни! Моя хата с краю.
— Вот это правильно! Ступай.
Воронов пошел в лес, на дорогу, ведущую к пруду, что находился рядом с заброшенным карьером.
Розин, проводив соседа, присел на траву. И принесла тебя, дурака, нелегкая. И надо же, как раз в тот момент, когда блокнот заполнял. Грыжа видел это. А Вампир предупреждал, чтобы работал аккуратно, без свидетелей. Вот и отработал. Чего теперь делать? Рассказать Вампиру о разговоре с Грыжей? Или смолчать? Но будет ли молчать Воронов? То, что он обещал, — пустое. Балабол похлеще любой бабы. А расскажешь Вампиру, неизвестно, как он себя поведет. Но взорвется точно. И «бабок» не заплатит. Может в морду дать. Если же промолчать, то поначалу пронесет. Но потом хуже будет. Разговорится Грыжа, Вампир узнает. И тогда уже спрос серьезный устроит. Что делать? А если самому снять проблему? Этот придурок, Грыжа, каждый вечер постоянно пьяный по улице шатается. С соседями собачится, этому много свидетелей. Жену бьет до полусмерти. И это тоже многие знают. Так что, если…
Размышления Розина прервал звонок мобильного телефона. Петрович подумал, что звонит дочь, кому еще в это время?
— Да, Алиса?
Но услышал в динамике грубый мужской голос:
— Это я, Дед!
— Ты? Откуда?
— Из города. Ты сейчас где?
— На озере. Собирался сворачиваться.
— Правильно. Собирай манатки — и домой! Алиса тоже чтоб была на хате.
— Она собиралась к подруге, — солгал Розин. — Наверное, уже уехала.
— Найди дочь, пусть едет домой, приводит себя в порядок.
— А что случилось, Вели?
— Ближе к полуночи ждем Вампира. У тебя есть время и дочь найти, и к встрече гостя приготовиться!
— Вот как? Я понял. Встречу как положено.
— Он позвонит перед прибытием.
— Понял! Ты тоже подъедешь?
— Не знаю. Все! Если что, звони по известному тебе номеру.
Вели, как назвал звонившего мужчину Розин, отключил телефон. То же самое сделал и Иван Петрович. Но собираться не спешил. Мысли вернули его в прошлое, когда Розин познакомился с Вели Кубаевым, а затем и Вампиром, Анатолием Кучериным, и это знакомство перевернуло всю его жизнь. Впрочем, он сам ее перевернул немногим раньше.
Женился Розин относительно поздно — в 38 лет. В жены взял женщину на девять лет моложе себя. Они вместе работали на хлопчатобумажном комбинате — он мастером, она нормировщицей. Взял Людмилу несмотря на то, что за ней закрепилась слава дамы легкого поведения. Она дважды в свои 29 лет побывала замужем, ни с одним из мужей и двух лет не прожила. Очень уж любила мужиков, погулять на стороне была не прочь. Но Розин полюбил ее. Да и Людмила вроде как остепенилась. На слухи же Иван Петрович не обращал внимания. А напрасно. Впрочем, он понял это позже, когда уже и Алиса родилась, и дом на улице Тихой в Южном микрорайоне Розин приобрел, и машиной обзавелся.
В девяностых годах комбинат прикрыли, но Розина взял к себе бывший начальник производства, быстро сориентировавшийся в ситуации и организовавший малое предприятие по переработке леса, благо вокруг Черенска этого леса завались. Розин стал заместителем генерального директора. Уже тогда они с начальником вагонами отправляли «левую» древесину на Кавказ. Розин стал богатеть. Старый дом снес, поставил новый, двухэтажный. Людмилу пристроил на рынок, где открыл собственные точки по продаже хозяйственных товаров. И казалось, жизнь наконец-то наладилась. Но ненадолго.
