«Сны – это начало».
Сиффрин подошел ко мне. Его глаза расширились, хвост хлестнул по воздуху, когда он с крыши посмотрел на дорогу смерти, съежившуюся вдали.
Мы вместе подползли к самому краю крыши. Ветер здесь мчался свободно, здания не мешали ему. Холодный воздух трепал мой мех и играл с хвостом. Я прижалась к крыше животом, всматриваясь в дорогу смерти. Бесшерстные носились вдоль ее берегов, лая друг на друга, но их голоса не доносились сюда, на крышу. Громкий зов Большой Путаницы превратился в неразборчивое бормотание.
Сиффрин прижимался к крыше рядом со мной.
– Невероятно… – Он тряхнул головой. – Да, это была хорошая мысль. Никому не додуматься искать нас тут. – До меня долетел его сладкий мускусный запах. – Я как будто перестал ощущать опасность. Все мои чувства увяли, как трава без воды. Мне необходимо вернуться в Дикие земли.
При мысли о том, что он уйдет, у меня в груди что-то трепыхнулось. Но вместо того чтобы посмотреть на Сиффрина, я наблюдала за двумя бесшерстными, обнимавшимися на краю дороги смерти. Другие не обращали на них внимания, проносясь мимо, как будто та парочка применила истаивание и стала невидимой.
– Здесь небо серо-фиолетового оттенка.
А в Диких землях оно перед сумерками становится малиновым и розовым… – Сиффрин испустил протяжный вздох. – Не мое это место.
Меня кольнуло негодованием, когда я подняла голову к солнцу, просвечивавшему сквозь облака. Серые тучи отливали коричневым оттенком. Но все равно, что уж там такого хорошего, в этих Диких землях? Кому нужно малиновое небо?
– Наверное, Джана тебя ждет?
– Она, скорее всего, уже гадает, почему я до сих пор не вернулся. Я могу ей понадобиться для другого задания.
Я прижала уши:
– Какого еще задания?
Краем глаза я заметила, как Сиффрин опустил голову на лапы:
– Лис, потерянный для Старейшин за шкурой и сухожилиями величайшего из детей Канисты.
Я уставилась на него:
– Что бы это могло означать?
Сиффрин не повернул головы:
– Я толком не знаю. Просто так сказала Джана… и, наверное, мне не следовало говорить это тебе.
– А она всегда говорит загадками?
Сиффрин посмотрел на меня, его глаза сверкнули.
– Время от времени, – признал он.
Мгновение я смотрела в его бронзовые глаза, в которых играли зеленые и золотые искры. Потом облизнула кончик носа:
– Моя семья пропала. Думаешь, это могут быть они?
Сиффрин откликнулся очень тихо:
– Джана говорила только об одном лисе.
– А мог это быть один из Старейшин? Тот, который не пришел на… ну, на то место, о котором ты говорил?
– К Камню Старейшин. – Сиффрин снова сосредоточился на дороге смерти далеко под нами, и я сделала то же самое.
Манглеры носились внизу и рычали, а бесшерстные шныряли между ними отчаянными группами.
– Может быть, – наконец уклончиво ответил Сиффрин. – Берега дороги смерти, которую пересекают бесшерстные… мы только что были там. А теперь все это выглядит таким далеким.
Я не обратила внимания на его слова. Меня внезапно ошеломила новая мысль, и я заволновалась: а что, если потерянный лис – это Пайри? Джане, похоже, очень хотелось, чтобы Сиффрин его отыскал. Что такого особенного в моем брате? Что означает «потеряться за шкурой и сухожилиями величайшего из детей Канисты»?
Когда я снова сосредоточилась на дороге смерти, мой взгляд остановился на бесшерстной, завернутой в блестящую красную ткань. Она быстро шагала по улице, ее одежда выделялась на фоне серых камней. Когда она на мгновение остановилась, чтобы оглядеться по сторонам, я заметила узенькую тропинку, что уводила в сторону от дороги смерти. Серое на сером, движение теней… И блестящие в темноте глаза. Я вытянула шею, насторожила уши. Там что, компания кошек?
Бесшерстная в красном пошла по темной тропе. Другой бесшерстный остановился перед дорожкой, загородив ее. Когда он отошел, я увидела силуэты нескольких существ с острыми мордами и ушами. Одна фигура вышла вперед. Ее уши были круглее, а тело было толстым и мускулистым.
«Мы ведь только что были там…»
– Карка! – вскрикнула я, и все мое тело напряглось, а усы задрожали.
Сиффрин нервно вздохнул. Его голова была рядом с моей, когда он внимательно оглядывал дорогу смерти, потом темную тропинку. Белки его глаз светились, как лунные полумесяцы. Он отпрянул от края крыши, и черепица звякнула под его лапами.
– Назад! – приказал он. – Уходим отсюда. Ты не знаешь, на что она способна! Если Карка тебя видит, считай, что мы уже мертвы.
13
Сгущавшаяся тьма высосала из облаков все краски. И фиолетовые оттенки превращались в скучную серость. По всей Большой Путанице ожили светящиеся шары. Глаза манглеров горели; дорога смерти сверкала. За этим переливающимся светом трудно было рассмотреть подробности: стайки бесшерстных, спешащих по берегам… блестящие манглеры с длинными твердыми мордами…
Очертания лисиц, затаившихся в тени.
Сиффрин крадучись шел по крыше, и я держалась рядом с ним, животом прижимаясь к черепице и широко расставив лапы, чтобы сохранить равновесие. Уши Сиффрина поворачивались в разные стороны.
– Держись подальше от края.
В середине здания черепица поднималась выше. Мы подбирались к острой вершине то ползком, то короткими прыжками. Мне не хотелось думать о том, как высоко мы находимся, или о мигающей огнями дороге смерти внизу. Мы смотрели только по сторонам. Здания, окружавшие нас, сутулились уродливой толпой. Острые крыши разрывали небо во все стороны, насколько хватало взгляда. Тут не было ничего блестящего или гладкого, как в тех высоких сооружениях, которые я видела с холма и где находились звериные логова.
Тучи клубились и кружились. Должно быть, те сверкающие здания утонули в них, стали невидимыми, как растаявшая лисица.
Сиффрин встал на лапы, всматриваясь в дорогу смерти. Я попыталась сделать то же самое, но из-за наклона крыши не увидела землю.
– Это Карка? Что, если я ошиблась?
Голос Сиффрина прозвучал высоко:
– Это она. И с ней еще шесть лисиц. Я не могу разобрать, с ними ли Тарр… Наверное, он с другой частью стаи.
Мои уши прижались к затылку. Как их много…
– Ты уверен, что они тебя не видят?
– Им не придет в голову посмотреть вверх.
Но все равно Сиффрин прильнул к крыше.
– Откуда ты знаешь, что это не вся стая?
