– У тебя велосипед ломался сегодня? – спросила она осторожно.
– Нет, – мгновенно ответил он. – Отчего бы ему ломаться?
– Ира, – робко позвала Катя сестру. – А может, тебе все показалось?
Разговор их она, конечно, слышала.
– А как же шкатулка? А твои сны?
– Вы бы сказок поменьше читали, – зло процедил Артур. – Малолетки…
– На себя посмотри! – накинулась на него Ира.
– Показалось вам, – сплюнул Артур. – Здесь много кому что кажется…
Кажется?!
У Иры все похолодело внутри. Нет! Ей не могло все показаться! Это было бы очень страшно, окажись все так на самом деле.
У цыган в окнах горел свет. Ира остановилась у крыльца. Идти дальше ей не хотелось.
– Мать, наверное, еще не до конца корову подоила. – Артур стоял в дверях. – Сейчас она выйдет.
– Кать, – зашептала Ира сестре на ухо. – Ты ему не верь! Все было! Заболела ты точно из-за цыганки.
– Что ты мне-то говоришь? – обиженно буркнула Катя, крепче обнимая банку. – Я вообще эти два дня дома была. Это ты где-то бегала.
– Подожди, – заторопилась Ира. – Я все видела! И лес, и волков, и мальчика. А Воронцовка? Там же памятник стоит!
– В лесу есть травка такая, – задумчиво произнес Артур, – в низинках растет. Дурман-трава называется. Пахучая до жути. Я как-то прилег в зарослях… Потом еле выбрался. Башка неделю болела. Может, пока ты по лесу бегала, нанюхалась этой травы, вот глюки и померещились? – Он ушел в глубь террасы. – Пришли, – крикнул он кому-то в доме.
– Нет, – испуганно вскочила Ира. – Это все происходило по-настоящему!
Ей стало обидно. Отчего этот Артур все время влезает? Его загипнотизировали, он ничего не помнит – а туда же! Указывает! Она еще сможет доказать, что все это было. Есть шкатулка, есть платок, есть Воронцовка, в конце концов. Она может попросить Ларису рассказать все еще раз!
В сердцах Ира пнула землю мыском ботинка. Еще раз! Еще!
– Что ты там делаешь? – равнодушно спросила Катя. Она уже, оказывается, сидела на ступеньках крыльца, отставив банку в сторону, тяжело привалившись к перилам. – Пойдем домой, – жалобно попросила она.
– Эй, ты чего? – Вернувшаяся тревога неприятными иголочками кольнула Ирины ладошки. – Что с тобой?
Катя вздрогнула, тело ее обмякло. Она мягко сползла с крыльца, ткнулась лицом в землю. Ира попыталась приподнять Катю, но та стала неподъемной, забилась, захрипела.
– Катя!
Словно от боли, лицо сестры сморщилось, губы ее скривились, обнажив крепко сжатые зубы, широко распахнутые глаза смотрели в небо. Она конвульсивно вздрагивала, ее руки и ноги с глухим звуком стучали по земле.
– Катька!
Первым желанием Иры было бросить все и убежать – до того все это было невероятно! Но она заставила себя остановиться, глубоко вдохнула и вернулась к сестре.
– У тебя что-то болит? – прошептала она, глядя в округлившиеся Катины глаза.
– Проклятье, – прохрипела Катя сквозь сжатые зубы.
– Что?!
Ира медленно выпрямилась.
По проклятьям у них был только один специалист. Цыганка.
Дверь у нее над головой хлопнула.
– Заходи! – позвала ее Валя.
Глава одиннадцатая
Охота на медведя
– Ты подожди, ладно? – забормотала Ира, поглаживая сестру по плечу. – Полежи здесь. Я сейчас! Только загляну туда и вернусь. Секундочку! Не больше. Ты и заметить не успеешь, как я снова буду рядом с тобой. Во всем разберусь – и обратно. Ты не бойся. Все будет хорошо. Все обязательно будет хорошо!
Последние слова она сказала уже не сестре. Это не ее Ира уговаривала, а себя. Не бояться! Идти вперед. Довести дело до конца!
Катя, вздрагивая, лежала на земле, ее белая футболка ярким маячком выделялась в сумерках. Единственное светлое пятно в этом мрачном дворе. Оно казалось таким маленьким и беззащитным, что Ира уже готова была спуститься с крыльца и пойти обратно. Но нет, она никуда не убежит, не спрячется. Вот она уже взошла по деревянным ступенькам, вот уже под ее кедами – мохнатый коврик, лежавший у порожка, вот она уже берется за медную ручку двери… Ну, будь что будет!
Ее окружала тишина большого, хорошо обжитого дома. Тикали часы, капала вода, покачивались на окнах шторы, кошка вздыхала во сне, под полом скреблась мышь.
Посереди залы высилась сгорбленная фигура старой цыганки. Напротив Вали стоял Артур. Три свечи, горевшие на большом круглом столе, хорошо освещали его лицо. Было оно белым до синевы. Синюшные губы повторяли вслед за бабкой какие-то слова. Иру поразили его глаза. В них была лишь пустота. И главное – они меняли свой цвет: от серого до красного, а потом становились темными. Когда они налились густой чернотой, голова цыганенка дрогнула, и он улыбнулся.
– …найдешь его, – бормотала цыганка на одной ноте. – Далеко он не уйдет, в лес не сунется, побоится. Значит, скоро вернется домой. Как только заметишь, что он возвращается, подойдешь к его крыльцу, воткнешь в дерево булавки – во все четыре угла. А под ступеньки положишь вот этот нож. Ступит он на нож, и из его ног потечет кровь, войдет в дом, и булавки рассекут его сердце пополам. И когда переполнится он кровью и потечет она у него отовсюду, войдешь ты и прикажешь ему идти ко мне. Ступай!
Артур кивнул, оторвал взгляд от бабки и посмотрел мимо нее на Иру. Уголки его губ дернулись в знакомой, еле заметной усмешке. Валя резко повернулась.
– Ступай, – повторила цыганка внуку. – С ними я сама разберусь. – И через секунду добавила: – Уже разобралась!
Артур послушно обошел бабку и исчез в полутьме кухни.
– Не подходи! – завизжала Ира, выставив вперед руку с подхваченным по дороге веником. – И немедленно перестаньте мучить Катьку! Я не знаю, что вы здесь делаете и чем мы вам помешали, но я вас не боюсь! Если моя сестра из-за вас умрет, я сожгу ваш дом. Я расскажу, кто вы и что творите. Меня все поддержат. Я припомню вам, как вы толкнули под грузовик следопыта! Придет милиция, и вас увезут в тюрьму!
Цыганка по-барски улыбнулась, отворачиваясь к столу. Сковородка, миска, две метелочки, сделанные из черных птичьих перьев, фигурка на белом блюдце.
– Ничего нельзя изменить, – властно произнесла цыганка, занося руку над блюдцем. В ее пальцах блеснула булавка. – Ничего уже не изменишь. – Булавка мягко вошла – Ира приподнялась на цыпочки, чтобы лучше видеть, – в белую куколку, лежавшую на блюдце. – Да, вы забрали у меня шкатулку. Но это уже неважно! События идут своим чередом.
Еще один укол. Он болью отозвался в Ириной голове. Вспомнилась Катька, как она корчилась на земле. Это где-то уже было – колдовство с помощью фигурки: наносишь вред копии – страдает оригинал.
