Так продолжалось до тех пор, пока не появилось новое препятствие. Кто-то включил в кабинете свет. Илька уже не мог смотреть никуда, кроме как в нарисованные глаза манекена. Поэтому в возникшее препятствие он просто метнул подвернувшимся под руку трудом Ожегова.
– Какого лешего?!
На секунду Ильке показалось, что он слышит хорошо знакомый голос Сашки Квасникова. Но Шагунов сразу же забыл, кто это. Все другие мысли перебил жесткий приказ:
– Уничтожь каждого, кто будет тебе мешать!
– Не подходи! – взревел Илька, кидаясь на противника. – Зашибу!
Что происходило дальше, он уже не помнил. Он кого-то бил, кто-то бил его. Перед глазами маячил светлый пиджак и карман, из которого нужно было немедленно вынуть лоскуток. Это был вопрос жизни и смерти. В голове надрывался приказ: «Забери пергамент! Препятствий быть не должно! Твоя цель – пергамент! Немедленно».
Безумие это все длилось и длилось. Ильке в какой-то момент даже показалось, что его голова сейчас взорвется и он умрет прямо здесь, на грязном школьном паркете.
А потом все закончилось.
Голос начал звучать все тише и тише. Илька стал слышать собственные всхлипывания, знакомую ругань Сашки Квасникова. В глазах прояснилось. И первое, что Илька смог разглядеть, это раздавленная голова манекена, порванный пиджак и лежащую отдельно пластмассовую руку.
В собственных руках он обнаружил какую-то тряпку. Она была мокрой и неприятно липкой на ощупь.
– Очухался?
Вместе с вопросом на несчастную Илькину голову снова полилась вода. Он открыл рот, чтобы возмутиться, но вода попала в рот. Она была горьковатая и, судя по всему, грязная.
– Совсем больной? – захлебываясь, заорал Илька. И, к своему неимоверному восторгу, почувствовал, что в голове его больше никто не сидит.
– Кто тут больной, еще надо разобраться. – Левка отставил ведро, на эмалированном боку которого масляной краской было выведено «пол 5-й эт.». – Ты зачем манекен сломал?
Илька непонимающе смотрел вокруг. Одежда на нем промокла насквозь, вода добралась до тела, и теперь неприятные ручейки бежали по животу и бокам. Правый карман оттягивало что-то очень тяжелое.
Рядом с Шагуновым сидел такой же мокрый Сашка Квасников и глупо хлопал ресницами.
– А меня-то зачем было поливать? – наконец смог выговорить он. – Да еще половой водой.
– Потом мне спасибо скажешь. – Сидоров протянул Квасникову руку, помогая подняться. – Если бы не я, тебя этот чудик прибил бы. А я ведь и правда подумал, что вы по домам пойдете как нормальные люди. А вы как были идиотами, так идиотами и остались. Какого черта вы сюда пошли, да еще ночью?
Илька тер лоб, пытаясь понять, что с ним произошло, но ничего, кроме головной боли, не вспоминалось.
– Несносные мальчишки!
Голос донесся откуда-то снизу.
– Противные гадкие дети!
По лестнице кто-то поднимался меленькими шаркающими шажками.
– Дело всей жизни!
– Бежим! – Левка толкнул все еще сидящего на полу Шагунова. – Шевелись!
Он первый побежал в сторону актового зала, занимающего пространство между двумя пролетами пятого этажа. Дверь, конечно же, была закрыта. Сидоров, не раздумывая, ударил локтем по стеклу, рискуя порезаться об острые края, просунул в образовавшуюся дырку руку, изнутри отпер замок, толкнул дверь и понесся через гулкий пустой зал. Ничего не понимающий Квасников бежал следом. Илька очень старался не отставать от друзей, но тяжесть в кармане брюк не давала двигаться быстро. Словно кто-то подсунул ему туда маленькую, но неподъемную гирю.
– Мерзавцы, стойте! – неслось ему в спину. – Немедленно!
Услышав слово «немедленно», Илька споткнулся и остановился. Что-то с этим словом у него было связано? Оно заставляло его делать то, что он не хотел. Но не сейчас, а раньше. Сейчас же от этого слова чесались мозги, хотелось засунуть руку в черепную коробку и пошевелить там пальцами.
– Вернитесь!
Кричавший уже появился в дверях актового зала. Он ковылял, сильно припадая на одну ногу.
– Шагунов! – голоса друзей раздавались из коридора. – Скорее!
Но Илька не мог шевельнуться. Он смотрел на приближающегося коллекционера и чувствовал, как руки и ноги его немеют.
– Вот так и стой, – задыхаясь, твердил Александр Николаевич. – Дай только до тебя дойти. – В руке у него было нечто, похожее на палку. – Я уже рядом. Сейчас…
– Илька!
Шагунова схватили за руки и потащили дальше через зал.
– Мальчишки! – старик потряс над головой сухеньким кулачком. – Ах вы, черти! – Он здорово запыхался и теперь еле двигался.
– Что с тобой? – Сашка тряс Шагунова за плечи, пытался заглянуть ему в глаза.
Но Илька отворачивал от него голову, пытаясь еще раз глянуть на приближающуюся сгорбленную фигуру. Все внутри у него натянулось тоненькой стрункой. Казалось, еще чуть-чуть, и жизнь оборвется. Тяжесть в кармане стала невыносимой. Из последних сил Шагунов протянул руку к карману, нащупал что-то влажное, похожее на намокшую тряпку.
– Возьми же! – простонал он сквозь зубы.
Пальцы отказывались сжиматься.
Из груди вырвался крик. Этот крик заставил руку вынуть странную находку.
– Подавись своим пергаментом, – хрипло произнес Илька, кидая влажным комочком в сторону приближающейся фигуры.
Струнка звякнула, обрываясь.
– Отомри! – Квасников рывком поставил Шагунова на ноги и толкнул вперед.
Первые несколько шагов Ильке все казалось, что он упадет. Ноги были ватные, тело непривычно легким, невесомым.
– Пошли, пошли, пошли! – подгонял его Левка.
Илька пошел уверенней. Ему было невероятно хорошо. Так хорошо ему давно уже не было!
Втроем они вылетели из актового зала и захлопнули за собой дверь.
Где-то за спиной остался причитающий старик, его крики и проклятия. А здесь, в крошечном аппендиксе пятого этажа, стояла тишина, от стен родной школы веяло теплом.
– Ура! – завопил Квасников, падая на колени. – Спасены!
Илька на четвереньках отполз подальше от опасной двери, в которую вот-вот должен был начать ломиться сумасшедший коллекционер. Руки сами снова полезли в карман. Что же там такое лежало? Он на всякий случай проверил карманы куртки. В одном из них нашлось два намокших лоскутка. Илька смотрел на эти коричневые неприятно-склизкие тряпочки и не понимал, что это. Он теребил их в руках, пока на одном из кусочков не заметил полустертую букву «Я».
– Ой, дурак! – взвыл Шагунов, валясь на бок. – Дурак-то какой! Просто идиот! Я же сам ее туда положил!
Сашка с Левкой склонились над корчившимся на полу Илькой.
