После такого задумаешься, стоит ли вообще просить у кого-то помощи. Откуда им было знать, что я не свихнулся от «ангельской пыли»
[5]
и не жажду наполнить пустую бутылку из-под «Дикой индейки» свежей кровью, чтобы, напившись ее, доехать наконец до Вашингтона и подать заявку на пресс-аккредитацию в Белом доме… Ничто так не способствует тому, чтобы рвануть в большую политику, как хорошая доза красных кровяных телец!
* * *
Но на этот раз все вышло тип-топ — как обычно и бывает, когда следуешь инстинктам, — и когда я наконец дошел до стоящей на обочине развалюхи со спущенным колесом, то обнаружил там всего-навсего двоих продрогших наркоманов. «Белым медведем», бросившимся на дорогу, оказался Джерри, завернутый в белое шерстяное одеяло из благотворительного магазина в Балтиморе. Он впал в такое отчаяние, что решил пойти на все, лишь бы кого-нибудь остановить. Но, по его словам, по меньшей мере 100 машин и грузовиков пронеслись мимо: «Я знаю, что они видели меня, потому что большинство перестроились на другую полосу — даже полицейская машина. Черт возьми, в первый раз в жизни я действительно хотел, чтобы рядом со мной остановились полицейские… Твою мать, они же должны помогать людям, разве нет?!»
Лестер, его друг, был так удолбан, что не вылезал из тачки, пока мы не начали поднимать ее… Домкрат «вольво» для этого не годился, но у меня была огромная отвертка, которую нам удалось использовать в качестве рукоятки для их домкрата.
Когда Лестер в конце концов выбрался наружу, он сначала по большей части молчал, но наконец в голове у него слегка прояснилось, и он даже помог нам поставить колесо. Пока Джерри затягивал болты, Лестер посмотрел на меня и спросил:
— Скажи, дружище, у тебя есть что-нибудь покурить?
— Покурить? — переспросил я. — Неужто я выгляжу как человек, у которого есть с собой марихуана?
Лестер бросил на меня быстрый взгляд и покачал головой.
— Вот дерьмо, — сказал он. — Тогда давай покурим нашей.
— Не здесь, — отозвался я. — Эти синие огни метрах в ста от того места, где стоит моя машина, — полицейские казармы. Давайте выпьем кофе внизу в Бризвуде, там должна быть кафешка для водителей грузовиков.
Джерри кивнул:
— Здесь чертовски холодно. Если мы хотим упыхаться по полной программе, надо отправиться куда-нибудь, где тепло.
Они подвезли меня вниз к «вольво», а затем последовали за мной в Бризвуд к стоянке для дальнобойщиков.
— Это страшное дерьмо, — пробормотал Лестер, передавая косяк Джерри. — Сейчас не продают ничего стоящего. Получается, что единственное, чем можно удолбаться по полной, — это герыч.
Джерри кивнул. Появилась официантка, которая принесла еще кофе.
— Что-то вы, мальчики, много смеетесь, — сказала она. — Что вас развеселило в такую рань?
Лестер уставился на нее блестящими глазами, взгляд которых мог бы показаться опасным, если бы он не был в таком добродушном настроении, и улыбнулся беззубой улыбкой:
— Вы понимаете, — заявил он, — я раньше занимался мужской проституцией и смеюсь оттого, что счастлив, потому что наконец обрел Иисуса.
Официантка нервно улыбнулась, наполнила наши чашки и поспешила на свое место за прилавком. Мы выпили кофе и обменялись еще несколькими историями об ужасах современного наркорынка. Затем Джерри сказал, что им пора двигаться дальше.
— Мы едем в Балтимор, — сказал он. — А ты куда?
— В Вашингтон, — ответил я.
— Зачем? — спросил Лестер. — Какого черта кому-то вообще туда ехать?
Я пожал плечами. Мы стояли на стоянке, пока мой доберман мочился на колесо грузовика для перевозки домашней птицы Hard Brothers.
— Ну… это такая странная поездка, — выдавил я наконец. — Так уж получилось, что я, в конце концов, впервые за 12 лет получил работу.
— Бог ты мой! — воскликнул Лестер. — Это тяжко. Двенадцать лет на пособии! Дружище, тебе действительно туго пришлось!
Я улыбнулся:
— Да, можно сказать и так.
— Что же это за работа такая? — спросил Джерри.
Тем временем доберман занялся водителем грузовика Hard Brothers: тот стоял, прижавшись спиной к кабине, и истерично визжал, отбиваясь от собаки армейскими ботинками с металлическими мысками. Со смутным удовлетворением мы наблюдали, как доберман, озадаченный этой сумасшедшей вспышкой ярости, попятился и угрожающе зарычал.
— О, господи! — завопил дальнобойщик. — Кто-нибудь, помогите мне!
Он явно предчувствовал, что его вот-вот без всякой на то причины загрызет какая-то злобная тварь, которая выбежала из темноты и прижала его к кабине собственного грузовика.
— Хватит, Бенджи! — крикнул я. — Не шути с этим типом — он нервный.
Дальнобойщик потряс кулаком в мою сторону и закричал что-то о номере моей лицензии.
— Убирайся отсюда, придурок! — заорал Лестер. — Вот из-за таких свиней, как ты, о доберманах идет дурная слава.
Когда дальнобойщик рванул прочь, Джерри засмеялся.
— С такой собакой ты на работе долго не протянешь, — сказал он. — А серьезно, чем ты занимаешься?
— Это связано с политикой, — ответил я. — Я еду в Вашингтон, чтобы освещать президентскую предвыборную гонку для журнала Rolling Stone.
— Господи Иисусе! — пробормотал Джерри. — Надо же! Stone втравился в политику?
Я уставился в асфальт, не зная, что сказать. Втравился ли Stone в политику? Или это только я в нее втравился? На самом деле я никогда не задумывался об этом… Но теперь, на подступах к Вашингтону, в сером предутреннем свете, на этой стоянке для грузовиков рядом с Бризвудом к северу от границы Мэриленда, мне вдруг пришло в голову, что я действительно не могу сказать, что я здесь делаю, за исключением того, что направляюсь в округ Колумбия с оранжевым прицепом в форме свиньи и доберманом-пинчером, у которого после многих дней, проведенных в дороге, вконец расстроился желудок.
— Довольно паршивый способ вернуться на работу, — сказал Лестер. — Почему бы тебе не забить на эту фигню и не замутить с нами что-нибудь вроде перепродажи автомобилей, о которой тебе рассказал Джерри?
Я покачал головой:
— Нет, я хочу хотя бы попробовать.
Лестер какое-то время смотрел на меня, потом пожал плечами.
— Черт возьми! — воскликнул он. — Какой облом! Да зачем кому-то вообще окунаться в такую кучу дерьма, как политика?
— Ну… — протянул я, прикидывая, есть ли здравомыслящий ответ на подобный вопрос. — Это трудно объяснить, это личное.
