Это заставило меня занервничать. Макговерн, очевидно, ждал, чтобы его поприветствовали, держась спиной к залу и даже не оглядываясь, и поэтому не знал, что никто даже не понял, кто это такой.
Тогда я встал и подошел к столу с едой, наблюдая за Макговерном краем глаза, пока брал какие-то маслины и забирал пиво из ведерка со льдом… Наконец я потянулся похлопать кандидата по руке и представился:
— Здравствуйте, сенатор. Мы встречались несколько недель назад в доме Тома Брейдена в Вашингтоне.
Он улыбнулся и пожал мне руку.
— Конечно, конечно, — сказал он. — Что вы делаете здесь?
— Да до сих пор ничего особенного, — сказал я. — Мы так долго ждали вас.
Он кивнул, все еще ковыряясь с мясным ассорти. Я чувствовал себя очень неловко. Наша последняя встреча была несколько нервозной. Макговерн только что вернулся из Нью-Гэмпшира, очень усталый и подавленный, и когда он приехал в дом Брейдена, мы уже отобедали, и я сильно налегал на спиртное. Я помню тот вечер несколько смутно, но даже в этом полумраке в моей памяти всплывает, как я часа два разглагольствовал о том, что он делает все неправильно, и бесполезно думать, будто он сумеет чего-то добиться с этим проклятым камнем на шее в виде Демократической партии, и что, если у него есть настоящее чутье, он должен решительно изменить стиль и направленность своей кампании и вести ее по аналогии с аспенским движением «Власть фриков», в частности, по канонам моей крайне странной и щекочущей нервы кампании по выдвижению на пост шерифа округа Питкин, штат Колорадо.
Макговерн вежливо слушал, но через две недели в Нью-Гэмпшире я не увидел никаких признаков того, что он воспринял мой совет. Он все еще со скрипом плелся в роли пассивного аутсайдера, мотаясь взад и вперед по штату со своим кортежем из единственного автомобиля и общаясь с небольшими группами людей в сельских гостиных. Ничего особенного, ничего дикого и электризующего. Все, что он предлагал, по его словам, — это редкую и по общему признанию рискованную возможность проголосовать за честного и умного кандидата в президенты.
Очень странный вариант в любом году, но в середине февраля 1972-го в Нью-Гэмпшире уж точно не видно было никаких признаков того, что население уже собирается подняться и выгнать свиней из храма. Кроме того, по мнению всех вашингтонских экспертов, гуру и господ журналистов, Большой Эд Маски, «человек из штата Мэн», уже совершенно очевидно застолбил за собой выдвижение на пост кандидата от Демократической партии, и едва ли с этим можно было что-то поделать.
Никто не спорил со всем тем, что говорил Макговерн. Он, конечно, был прав, но кто же станет воспринимать его всерьез…
7:45 утра пятницы… Солнце с трудом пробивается сквозь смог, за моим окном на улице горячее серое свечение. Поток машин начинает забивать бульвар Уилшир, и парковка Федерального сберегательного банка Glendale на другой стороне улицы заполняется автомобилями. Девушки, вжав плечи, быстро проскакивают в огромные здания компании Title Insurance & Trust и банка Crocker, стремясь успеть до 8:00.
Выглянув из окна, я вижу, как загружаются два автобуса Макговерна для прессы. Кирби Джонс, пресс-секретарь, стоит у двери автобуса № 1 и помогает влезть внутрь двум шатающимся от пьянства операторам CBS, как какой-то новоявленный Ной, загоняющий коз на борт ковчега. Кирби отвечает за то, чтобы представители прессы, освещающие кампанию Макговерна, были довольны — по крайней мере, довольны настолько, чтобы Макговерн, Манкевич и другие парни, возглавляющие кампанию, могли быть уверены: они увидят в сегодняшних вечерних теленовостях и завтрашних газетах то, что хотят увидеть. Как и любой другой хороший пресс-секретарь, Кирби не боится признать — только не для печати, — что его любовь к правде часто сдерживается обстоятельствами. Его работа заключается в том, чтобы убедить прессу: все, что говорит кандидат, уже сейчас высечено на каменных скрижалях.
Правда — это то, что говорит Джордж. Это все, что вы знаете, и все, что вы должны знать. Если Макговерн говорит сегодня, что наиболее важным вопросом на предварительных выборах в Калифорнии является отмена закона о содомии, Кирби будет делать все от него зависящее, чтобы убедить всех в автобусе для прессы, что закон о содомии должен быть отменен… И если завтра Джордж решит, что его просодомистское выступление не прокатит, Кирби моментально выпустит пресс-релиз, в котором будет сообщено: «новые данные из ранее неизвестных источников» убедили сенатора в том, что на самом деле он хотел сказать другое — сама содомия должна быть отменена.
В самом начале предварительных выборов делать эту работу было гораздо проще, чем сейчас. Но после Висконсина за словами Макговерна начали следить очень внимательно. Прессы становится все больше, а оппонентов — меньше, но все они набрасываются на любую даже сомнительно спорную или потенциально опасную мысль, высказанную в его выступлениях, на пресс-конференциях, в программных документах или даже простых комментариях.
Макговерн очень чувствителен к такого рода вещам, и на то есть причина. На трех из четырех последних крупных предварительных выборов (в Огайо, Небраске и Калифорнии) он большую часть времени провел, отрицая, что за его спокойным и достойным фасадом скрывается кандидат — троянский конь: на публике он выглядит как сельский демократ в духе Джефферсона, а сам тайно планирует заговор с целью захвата власти и передачи ее в полночь в день инаугурации поддерживаемому «красными» адскому выводку радикалов, плановых торчков, предателей, секс-извращенцев, анархистов, алкашей и всевозможных «экстремистов».
Нападки начались в Огайо, когда сенатор из Боинга (Генри Джексон, штат Вашингтон) начал рассказывать всем, кого только могли собрать его доверенные лица, что Макговерн не только «сочувствует» марихуане, но и является «попутчиком»… Не обязательно прямо-таки потребителем наркотиков и «красным» с удостоверением в кармане, но уже почти таким.
В Небраске этим же занялся Хамфри, и хотя он отбросил клеймо «попутчика», но зато добавил к списку злодеяний потворство амнистии и абортам и доставил этим Макговерну серьезные неприятности. Ко дню выборов ситуация в традиционно консервативной католической Омахе стала настолько опасной, что Макговерну действительно грозило проиграть предварительные выборы в Небраске, одном из ключевых для него пунктов. Спустя несколько часов после закрытия избирательных участков настроение в оперативном штабе в «Омаха Хилтоне» было подавленным. Первые результаты подсчета голосов показали, что Хамфри уверенно лидирует, и перед тем, как меня оттуда выгнали, я услышал, как Билл Догерти — вице-губернатор Южной Дакоты и один из близких друзей и личных советников Макговерна — сказал: «Сегодня вечером нас уделают по полной, ребята».
Уже была почти полночь, когда поступающие со всего штата результаты нивелировали значительное преимущество Хьюберта в Омахе, и к двум часам ночи среды стало ясно, что Макговерн должен победить, хотя окончательная разница в шесть процентов составляла лишь половину того, что ожидалось десятью днями раньше, прежде чем местные союзники Хамфри испортили воздух отчаянными воплями об амнистии, абортах и марихуане.
