Где-то около половины двенадцатого утра меня снова допустили в оперативный штаб — они хотели использовать мой портативный радиоприемник, чтобы узнать окончательные результаты, и я помню, как Джин Покорни, скинув ботинки, упал в кресло с выражением облегчения на лице. Покорни, архитектор впечатляющей победы Макговерна в Висконсине, был также руководителем кампании в Небраске, его родном штате, и от поражения там его будущее сильно пострадало бы. Ранее в тот же день в кафе отеля я слышал, как он спрашивал Гэри Харта, в какой штат он будет назначен после Небраски.
— Ну, Джин, — ответил Харт с тонкой улыбкой, — это зависит от того, что произойдет сегодня.
Покорни уставился на него, но ничего не сказал. Как и почти все остальные ключевые сотрудники, он стремился переехать в Калифорнию.
— Да, — продолжал Харт. — Мы планировали послать тебя отсюда в Калифорнию, но в последнее время я все чаще думаю о том, что у нас есть открытая вакансия в Бьютте, в Монтане.
Покорни опять же ничего не ответил… Но через две недели, застолбив за собой Небраску, он появился во Фресно и выбил для Макговерна очередную победу в критически важной для него Центральной долине. А вакансия в Бьютте по-прежнему остается открытой…
* * *
Опять мы отклонились от темы. Действительно. Нас все время носит — от мотоциклов до Манкевича, от Омахи до Бьютта и Фресно… Где же мы остановимся?
Cуть проблемы, я думаю, заключается в том, что на обоих следовавших друг за другом предварительных выборах в Огайо и Небраске Макговерн впервые столкнулся с политикой ударов в спину и выстрелов в пах, и в обоих штатах он оказался опасно уязвим для такого рода вещей. Грязная политика смущает его. Он не готов к этому и уж тем более не ожидал этого от своего прекрасного старого друга и соседа Хьюберта Хамфри. Ближе к концу кампании в Небраске большую часть времени он объяснял, что не выступает за аборты по желанию, не выступает за легализацию марихуаны, не выступает за безусловную амнистию… А его сотрудники все больше и больше нервничали из-за того, что их кандидат все силы отдает обороне.
Это одна из старейших и самых эффективных уловок в политике. Каждый говнюк в этом бизнесе использовал ее в трудные времена, и она даже была повышена до уровня политической мифологии в истории об одной из ранних кампаний Линдона Джонсона в Техасе. Гонка шла ноздря в ноздрю, и Джонсон все больше дергался. Наконец он приказал руководителю своей кампании начать распускать массовые слухи о привычке его соперника наслаждаться половыми сношениями со свиноматками на собственном скотном дворе.
— Боже, так мы далеко не уйдем! — протестовал руководитель кампании. — Никто в это не поверит.
— Я знаю, — ответил Джонсон. — Но давайте заставим сукиного сына отрицать это.
Макговерн еще не научился справляться с такой тактикой. В Калифорнии Хамфри использовал ее снова, и Джорджу пришлось в очередной раз вкалывать сверхурочно, отрицая дикие и необоснованные обвинения в том, что, во-первых, он выступал за спланированный подрыв боеспособности военно-морского флота, военно-воздушных сил, а также аэрокосмической промышленности в целом и, во-вторых, он заклятый враг евреев, и стоит ему попасть в Белый дом, как он сразу урежет военную помощь Израилю и будет сидеть сложа руки, пока вооруженные русскими арабские легионы не сбросят евреев в море.
Макговерн издевался над этим обвинениями, отвергая их как «смехотворную ложь», и неоднократно объяснял свою позицию по обоим вопросам, но, когда в ночь выборов подсчитали голоса, стало очевидно, что как евреи, так и рабочие аэрокосмической индустрии в Южной Калифорнии заглотнули приманку Хамфри. Все, что Макговерну удалось спасти в Калифорнии, — это давно назревавший успех среди чернокожих избирателей, поддержку со стороны мексиканцев и огромный промакговернский голос молодежи.
Это очень мощная база, если он сможет удержать эти силы вместе, но ее недостаточно, чтобы победить Никсона в ноябре, если Макговерн не сумеет каким-то образом разработать более эффективную формулировку своих налоговых и социальных предвыборных обещаний, чем была у него в Калифорнии. Даже Хьюберту Хамфри удалось заставить Макговерна время от времени путаться в собственных экономических предложениях в ходе их теледебатов в Калифорнии, несмотря на то что к концу этой кампании одряхление Хамфри стало настолько очевидно, что даже я начал испытывать жалость к нему.
В самом деле. Жалкий. Старый. Больной. Запутавшийся… Именно так я начинаю чувствовать себя. Столько всяких слов, но мой мозг в данный момент неспособен выплюнуть их из банка памяти. Ни один человек в моем состоянии не смог бы здраво рассуждать о поведении Хьюберта Хамфри. Мой мозг замедлился до почти беспомощного ступора. У меня уже даже нет сил, чтобы заточить собственные зубы.
Итак, эта статья не собирается заканчиваться так, как я предполагал… И глядя на вступление, я вижу, что она даже и не начиналась как следует. Что касается середины, то я едва могу вспомнить ее содержание. Там было что-то о том, чтобы заключить сделку с Манкевичем, а затем захватить власть в Американском Самоа, но я не чувствую, что готов к этому прямо сейчас. Может быть, позже…
Но вот он — выход из положения: на дальнем левом углу стола я вижу записку «Позвонить Манкевичу — гостиничные номера отеля “Майами”».
Это верно. Он забронировал три номера для нас на съезде. Наверное, надо позвонить ему и подтвердить, что я обеими руками за… А может, и нет.
Но какого черта? Это может подождать. Есть одна или две вещи, которые я хотел бы сделать, прежде чем мои руки онемеют. Сейчас, конечно, не время для трудных размышлений или долгосрочного анализа на любую тему, но особенно на такую изменчивую и сложную тему, как ближайшее будущее Джорджа Макговерна в отношениях с Демократической партией.
И все же трудно не думать о том, что за последние несколько месяцев Макговерн подверг партию некоторым очень радикальным переменам. Хорошие парни недовольны им. Но они в любом случае не могут обуздать его — и теперь, меньше чем за три недели до съезда, он так близок к победе в первом туре голосования, что все эти козлы и мальчики на побегушках, еще полгода назад думавшие, что у них все под контролем, оказались в положении старых алкашей, обитающих на задворках большой политики: сначала они лишились власти выбирать делегатов и руководить делегациями, а затем их самих отвергли как делегатов, когда Большой Эд повел свой переполненный фургон в гору на первой передаче… И теперь, хотя большинству из них это до сих пор кажется чем-то невероятным, они даже не будут допущены в следующем месяце на съезд партии.
Одним из первых людей, с кем я планирую поговорить, когда доберусь до Майами, будет Ларри О’Брайен: мне хочется пожать ему обе руки и окатить его валом поздравлений за всю ту работу, которую он проделал для партии. В январе 1968 года Демократическая партия была такой увесистой и уверенной в себе, что казалось, они могут держать под контролем Белый дом, конгресс да и все правительство США бесконечно. Теперь, четыре с половиной года спустя, это бесполезная обанкротившаяся плавучая тюрьма. Даже если Макговерн выиграет выдвижение от Демократической партии, партийные силы не принесут ему никакой пользы, кроме посреднических функций.
