Взгляд Шувалова сделался серьезным. Эти слова, если не поразили, то открыли для него нового Бонапарта. А тот продолжал:
— Англичане, имея возможность получать недорогое сырье, заполонили Европу своим товаром. Где Франция возьмет денег, если ее товар не продается? — сказав это, Наполеон посмотрел на графа в упор. Выдержать этот взгляд было трудно. — Но это не все, — отводя глаза, продолжил он, — сколько раз англичане покушались на мою жизнь! Взять хотя бы 1803 год, когда англичане в Нормандии высадили Жоржа Кадудаля с целью моего убийства. А кто снабжал деньгами Австрию, Пруссию, чтобы они вели против меня войну. Что же я должен был делать?
— Не воевать с Россией!
Этот ответ, такой внезапный, просто ошарашил Бонапарта. Он как-то странно посмот-рел на Шувалова. Его взгляд сказал о многом. Шувалов понял, что ему тоже надо сделать пояснение.
— В какой-то мере я согласен с вами, сир, — сказал он, — но хочу заступиться и за своего царя. Он тоже живет не в безвоздушном пространстве. Его тоже окружают люди, пусть не кухарки. Им тоже надо сбыть свой товар, например, пшеницу. Если Франция может обойтись без русского хлеба, то англичанам это гораздо труднее. И платят они лучше.
— Да. — Наполеон отвернулся и стал смот-реть в окно. — Скоро приедем, — с некоторым сожалением произнес он.
Об этом он судил по изменившейся растительности. Все больше и больше место занимали южные пейзажи.
— Да, — Наполеон вновь посмотрел на графа, — я отлично представляю все перипетии сложной человеческой жизни. И все же… все же… предательство… страшная вещь, граф.
— Сир, я тут целиком с вами согласен.
Они улыбнулись друг другу.
— Можно вас, дорогой граф, спросить: почему русские вдруг стали жечь Москву? А вот мы, французы, на это оказались неспособны.
Шувалов нахмурился. Похоже, вопрос застал его врасплох.
— Я, сир, отвечу вашими словами. Это и простой, и сложный вопрос. Тут не обойтись…
Такие велись разговоры между этими людьми. Пока, наконец, не раздался зычный глас:
— Приехали! Разгружай обоз!
Карета резко остановилась, пассажиры чуть не попадали с сидений. Наполеон резко обернулся в сторону кучера, но ничего не сказал. Потом, глядя на Шувалова с каким-то сожалением, промолвил:
— Приехали, — и вздохнул, а потом вдруг признался: — А знаете, граф, мне очень не хочется с вами расставаться.
— Честно скажу, сир, и мне тоже.
— Но что делать… — грустно произнес Бонапарт и первым, держа саблю в руках, вышел из кареты.
Он размялся, сделав несколько энергичных шагов взад-вперед и явно кого-то ожидал. А ожидал он Шувалова, который замешкался в карете, ища свой головной убор. В это время к императору подошли и другие комиссары. Похоже, они хотели что-то сказать, но первым заговорил император.
— Господа, — обратился к ним Бонапарт, — я хочу сделать в присутствии вас одно заявление. А именно: я весьма благодарен его сиятельству графу Павлу Андрэвичу Шувалову, который, рискуя своей жизнью, спасал мою. К счастью, такой жертвы не случилось. Но все же он заслуживает самого искреннего, самого сердечного признания. И в знак того, что я очень ценю такое самоотверженное пожертвование, — он посмотрел на комиссаров, потом повернулся к графу, — прошу вас, уважаемый Павел Андрэвич, принять от меня скромный — но для меня эта вещь бесценная и самая дорогая — подарок. Я, конечно, понимаю, что ваш поступок и эта сабля — вещи не сопоставимые. Вы, безусловно, заслуживаете самой высокой награды. Но, к сожалению, обстоятельства теперь такие, что я могу оторвать от себя только это оружие. Примите эту саблю в знак моей признательности вашей глубокой порядочности, честности, искренности. Я знаю, что такое честь! И как я завидую вашему императору, который имеет таких людей. Честь имею! — и он, обнажив холодную сталь, поцеловав ее, под аплодисменты комиссаров вручил Шувалову свой бесценный подарок.
Потом он взял графа под руку и, обернувшись к присутствующим, сказал:
— Простите, но я на несколько минут похищаю Павла Андрэвича.
Они отошли в сторону и остановились друг против друга.
— Дорогой Павел Андрэвич, еще раз повторю, что я тронут вашим поступком и благодарю судьбу, что она послала мне такого человека. И только вам я могу доверить свою главную сердечную тайну и прошу вас не отказать в моей просьбе.
Император достал конверт из внутреннего кармана сюртука.
— Простите, что не успел это сделать в карете, но наши разговоры были настолько интересны и содержательны, они так сократили нам дорогу, что такого скорого приезда я не ожидал.
— Сир, не скрою, для меня эта поездка останется на всю жизнь ярким метеором, блеснувшим на небосклоне моей судьбы.
— Все же вы поэт, в отца! — рассмеялся Наполеон, подавая конверт.
Шувалов принял его. На нем ничего не было написано, и он вопросительно посмотрел на Бонапарта. Тот понял его немой вопрос и сказал:
— Когда вернетесь в Париж и у вас будет время, порвите его, — он глазами показал на конверт. — Вы обнаружите второй, с адресом.
— Сир, он приложил руку к сердцу, — клянусь честью, что ваша просьба будет выполнена.
— Граф, вы понимаете, что я не хочу, чтобы он попал в чьи бы то ни было руки, кроме адресата.
Шувалов склонил голову, пряча в карман императорское послание:
— Клянусь честью, сир!
— Прощайте, граф!
— Прощайте, сир! Да смилуется над вами небо.
Бонапарт сделал к нему шаг, они обнялись, посмотрели друг другу в глаза. В них стояли слезы! Потом Бонапарт резко опустил руки, повернулся и, ни на кого не глядя, пошел в сторону порта.
Шувалов не стал задерживаться во Фрежюсе, простился только с комиссарами и немедленно отбыл в Париж. Грусть расставания у него быстро прошла. А на смену пришла … надежда. И он приказал гнать и гнать лошадей, желая как можно скорее попасть в Париж. И вдруг у самого порога этого города, в Бригаре, Шувалова встретил незнакомый офицер.
— Ваше сиятельство, вы граф Шувалов? — спросил он у вышедшего из кареты Павла Анд-реевича.
— Да! — коротко ответил тот, почувствовав что-то неладное. Сердце его забилось.
— Вам пакет от Его Величества, — и он подал бумагу. — Приказано вскрыть немедленно, — добавил он, отступая на несколько шагов.
Граф разорвал конверт. Там лежал лист бумаги, где рукой царя было написано: «Дорогой Павел Андреевич, обстоятельства требуют Вашего присутствия в Берлине. Пруссы хотят отхватить кусок наших западных земель. Александр».
Как ему захотелось крикнуть: «Оставьте меня в покое!» Но силой воли он сдержался. Он взмахнул листком с такой силой, словно хотел стряхнуть с него все эти буквы, которые рвали его сердце. Но это было еще не все. Шувалов таким взглядом наградил императорского посланца, что офицер вытянулся и застыл в ожидании. Павлу Андреевичу стало его жалко. «А он при чем?» — подумал граф и махнул рукой, чтобы тот подошел ближе. Тот подошел строевым шагом и, приложив руку к головному убору, доложил:
