Правда, к чести бригаденфюрера, до сих пор зависть эта не сопровождалась жаждой мести. Он как бы не замечал Скорцени, в упор не замечая при этом и его достоинств, его подвигов. Может быть, только потому, что завистников оказалось слишком много, он, первый диверсант рейха, все еще ходит в майорах СС. Но что поделаешь, смиряться с придворными завистниками — всегда было уделом героев нации.
— Ждать действительно придется долго, — едва заметно улыбнулся генерал СС улыбкой слуги, которому приказано вежливо унизить гостя томительным ожиданием в прихожей. А то и вовсе выставить за дверь.
— И с чем это связано? — суховато поинтересовался Скорцени.
— Видите ли, у рейхсфюрера сейчас находится генерал Власов.
— Простите?.. — поморщился обер-диверсант рейха, которого даже фюрер теперь не решался надолго задерживать в своей приемной.
— Я сказал, что рейхсфюрер принимает русского генерал-лейтенанта Власова, — высокомерно объяснил непонятливому диверсанту адъютант Гиммлера. — Бывшего командующего какой-то из разгромленных нами советских армий.
Скорцени ошалело промычал что-то нечленораздельное и удивленно повертел головой, словно пытался вернуть себе утраченную ясность сознания.
— Да-да, — вежливо добивал его бригаденфюрер, — того самого красного генерала, предавшего свою армию и вместе с поварихой сбежавшего к врагу. Какая мразь!
— Очень точное определение.
— Лично я не стал бы принимать его, Скорцени, — теперь уже доверительно сообщил адъютант, почувствовав в нем единомышленника. — Понимаю, рейхсфюрер вынужден исходить из высших интересов империи, тем не менее лично я принимать бы его не стал.
— Почему бы вам так прямо и не заявить об этом рейхсфюреру, господин адъютант? — осадил его начальник диверсионного отдела Главного управления имперской службы безопасности.
— Очевидно, вы не так поняли меня, — растерянно уставился на него Кранке. — Это я к тому, что понимаю всю обязательность решения своего шефа.
Скорцени спокойно выдержал вопросительный взгляд генерала, снисходительно ответил на него многозначительной паузой и лишь затем примирительно произнес:
— Значит, рейхсфюрер все же вызвал к себе этого русского генерала Власова? Любопытно-любопытно. Думаю, что вскоре для моих парней появится много интересной работы.
— В России диверсантам работы всегда хватало, уж мы-то с вами, Скорцени, понимаем это, как никто другой, — некстати намекнул на свое причастие к диверсионному братству несостоявшийся обер-диверсант рейха. И сразу же благодушно добавил: — Если учесть, что этот русский только что вошел, томиться вам выпадет еще минут двадцать. Поэтому советую присесть.
Однако Скорцени не спешил воспользоваться его приглашением. Тем более что сообщение Кранке сразу же породило массу вопросов, которые высшему по чину благоразумнее было задавать стоя.
— Я понимаю, господин бригаденфюрер, что это не столь важно. Но все же. Вы не в курсе, Власов сам попросился на прием? Или, как я уже предположил, был вызван?
— Это действительно не имеет особого значения, — откинулся в кресле адъютант. — Но могу сообщить: рейхсфюрер приказал мне срочно выловить этого красного. — Поморщившись, Кранке насмешливо взглянул на дверь кабинета. — «Разыскать и пригласить» — так было сказано. Поверьте, это оказалось непросто.
— Наверное, потому что искать вы его пытались в лагерях военнопленных?
— В каких еще лагерях, Скорцени?! — по-заговорщицки ухмыльнулся бригаденфюрер. — Этот русский генерал давно забыл, что такое лагерь и похлебка военнопленного.
— Вот видите, как давно я не интересовался этим проходимцем, — нашелся Скорцени.
— Пришлось даже прибегнуть к помощи другого русского генерала, только уже белого — Краснова. Хорошо еще, что мы с ним давно знакомы. Если говорить о русских, штурмбаннфюрер, то я вообще в принципе им не доверяю, — вскинул Кранке свой отвисший, раскачивающийся из стороны в сторону, словно опустевший бурдюк, подбородок. — Каким бы образом они ни очутились в Германии.
— Я и не представляю себе иного отношения к ним.
— Но все же нужно отдать должное этому «беляку»: в отличие от Власова, генерал Петр Краснов сражался против большевиков еще в их, русскую, гражданскую. И сражается сейчас. Словом, с помощью Краснова мне удалось разыскать Власова в загородном доме, принадлежащем теперь племяннику генерала, полковнику Семену Краснову
[4]
. Тоже в прошлом офицеру белой армии.
— Да вы, оказывается, прекрасно осведомлены в делах русских, господин бригаденфюрер! Подготовка, достойная истинного разведчика.
Кранке что-то ответил, однако Скорцени просто-напросто не расслышал его слов. Извинившись, он опустился в кресло в конце приемной и тотчас же углубился в размышления. А подумать было над чем. Вызов генерал-лейтенанта Власова пришелся на то же время, на которое был приглашен он. Случайность? Даже если случайность, то в умовыводах офицера службы безопасности ее следовало исключить. Слишком уж непрофессионально это выглядело сводить такое стечение обстоятельств к случайности, не пытаясь извлечь из него никакой версии.
А версия могла быть только одна: русского генерала Гиммлер вызвал в связи с игрой, затеянной недавно некоторыми чинами СС и СД с русским генералом-перебежчиком, чье положение на задворках высшего света рейха, как и его дальнейшая судьба, вызывают сейчас немало споров и всяческих служебных разногласий. И чем сложнее становилось положение на Восточном фронте, тем разительнее и принципиальнее становились эти разногласия.
Скорцени знал, что в беседах с фюрером Гиммлер уже несколько раз мужественно пытался обсуждать вопросы использования русского генерала для формирования по-настоящему боеспособных частей Русской освободительной армии. Но каждый раз взгляды их на роль и положение Власова в рейхе, как и на роль возглавляемого им «нового», в отличие от «белогвардейского», Русского освободительного движения, расходились. Другое дело, что расхождения эти благоразумно затушевывались. Прежде всего самим Гиммлером.
И все же вопреки упорству Гитлера рейхсфюрер СС склонен был поддерживать идею начальника генерального штаба вермахта генерал-полковника Гальдера. Конечно, отношения с фюрером у начальника Генштаба были крайне осложнены разногласиями по поводу Киевской операции, поскольку в свое время Гальдер решительно выступал против смещения центра военных действий на юг, требуя сконцентрировать наступательную мощь вермахта на московском направлении
[5]
.
