«Выходит, он не знал?»
В конце 1990 года Бобков спешно разрабатывает план сохранения советской власти в Латвии. Меры намечались решительные, но в границах закона. О плане доложили Горбачеву. Он одобрил. Но Бобков с председателем КГБ Крючковым настояли, чтобы он их принял.
Ф. Д. Бобков вспоминает: «Мы считали, что Горбачев должен знать суть акции, осуществляемой по его указанию, видеть ее возможные последствия и как президент дать на нее правовое согласие. Не скрою, что к тому времени президент уже успел зарекомендовать себя „не ведающим о том, что происходит в стране“. Особенно, когда общественность хотела иметь достоверную информацию. На него, „как снег на голову“, обрушились события в Тбилиси в апреле 1989 года, он „не знал“ о том, что вот-вот вспыхнет карабахский конфликт, да и в других случаях уклонялся от того, чтобы принять на себя хотя бы малую часть ответственности за происходящее в стране. А посему, когда он сказал В. А. Крючкову, доложившему ему о готовности к проведению акции: „Действуйте“, – мы попросили его принять нас для подробного доклада.
Доложили. Получили одобрение. Особенно настойчив был Эдуард Амвросиевич Шеварднадзе. Он сказал даже, что хорошо бы эту акцию начать с Грузии, где у власти был Гамсахурдия.
Но здесь вышла заминка. Мы попросили не только устного разрешения. Горбачев и Шеварднадзе высказали удивление.
До сих пор помню слова Шеварднадзе: „Зачем? Это акция спецслужб. Она не должна санкционироваться государством. В каком положении окажется МИД?“.
Горбачев: „Но я же даю свое согласие“.
„Мало, Михаил Сергеевич, ибо это акция – не спецслужб, а государственной власти. Она наводит порядок в стране, а спецслужбы и армия выполняют ее волю“.
По предложению Горбачева окончательное решение отложили на неделю, затем еще на неделю… Стало ясно, что президент смел тогда, когда есть на кого свалить вину».
А девятого января 1991 года Горбачев у себя в кремлевском кабинете вновь принял Бобкова и председателя КГБ Крючкова. На сей раз повод был печально простой. Президент СССР должен был подписать указ об освобождении от должности первого заместителя председателя КГБ Ф. Д. Бобкова и переходе его в «пенсионную» группу – в группу генеральных инспекторов Министерства обороны.
Вот уже исчерпаны необходимые формальности, взаимные благодарения за службу и за доверие. Но не тот человек Бобков, чтобы уйти просто так.
Не стесняясь торжественности момента, высказал то, о чем неотступно думал последние месяцы, что томило душу. О том, что власть теряет страну, межнациональные конфликты рвут ее на части, что люди, обеспокоенные ценами, преступностью, коррупцией, – ожесточаются. Горбачеву не верят ни коммунисты, ни демократы. Никто не может понять, какую линию ведет руководство страны.
Не доклад звучал – обвинительный монолог.
Горбачев не перебивал. Потом была долгая пауза. И вдруг президент сказал то, чего никто не ожидал:
– Внуков жалко.
Осознанно или эмоционально вырвавшаяся фраза выдала сокровенное. Потом Бобков не раз возвращался к ней. Удивительно, но она совпадала с его ощущением перестройки.
И пришедшая следом догадка: выходит, Горбачев знал, куда завел страну. Знал…
Но знал ли он тогда, в марте 1985 года, когда стал Генеральным секретарем ЦК компартии, – куда заведет?!
Возвращаюсь к статье Эриха Соловьева, которая так и манит своим названием «Личность и ситуация в социально-политическом анализе Маркса». В свое время Соловьев был интересен Пятому управлению. Нахожу в статье вот эти строки: «Политическое представительство – это особая роль, которая требует не только субъективной преданности классу, но и особых способностей. Человек, который берет на себя эту роль, заведомо не имея возможности справиться с нею, совершает безнравственный поступок, если не преступление» [2].
Пытаюсь соотнести эти строки с поведением Горбачева и понимаю, почему у него вырвались эти слова покаяния в прощальной беседе с Бобковым: «Внуков жалко». Может быть, он уже осознавал, что, взяв на себя роль лидера, заведомо не имея возможности справиться с нею, он совершил «безнравственный поступок, если не преступление»?
Как остановить государственного деятеля, если его деятельность ведет к гибели государственного строя?
В 1974 году в Гаване состоялась встреча делегаций органов государственной безопасности социалистических стран. Кубинцы были инициаторами такой встречи, которая всем участникам пришлась по душе. Был предметный разговор профессионалов контрразведки о том, как странам социализма объединить свои усилия в защите государственного строя. Выступали главы делегаций, представляющих органы безопасности Польши, Германской Демократической Республики, Чехословакии, Болгарии, Венгрии, Монголии и республик СССР.
Но всех потрясло выступление начальника контрразведки Чехословацкой республики Волимира Мольнера. Вот что он сказал:
«Все выступавшие рассказали много интересного о положении дел на линии борьбы с идеологической диверсией противника. Опасность ее для всех понятна: противник ищет силы внутри наших государств и находит тех, кто идет на сотрудничество с ним, подрывает власть, борется с социалистическим строем. Все правильно…
Но хочу предупредить вас, настоящая опасность наступит тогда, когда на сотрудничество с противником пойдут представители властных структур, лица, стоящие у власти. Мотивы их сближения с противником могут быть разными. Это может быть стремление найти гарантии укрепления личной власти, слабая убежденность в социалистическом мировоззрении, научная неподготовленность…
Говорю это на опыте моей Чехословакии. Мы пережили то, что творили руководители государства во времена Дубчека (глава компартии Чехословакии. – Э. М.), то, что делал он сам. И органы государственной безопасности не могли препятствовать тому, что вело к гибели строя. Мы не могли выступить против власти, потому что народ верил власти, а не тем, кто выступает против нее. Тем более что они прикрывались клятвами верности идеям Маркса и Ленина, утверждали на словах социализм, борясь с изъянами прошлого. Стать „переворотчиками“ мы не могли.
Хочу предупредить и призвать вас подумать, как поступать в таких случаях. Одно дело подпольная борьба отдельных лиц или групповых формирований, которые вступили в сотрудничество с противником. И совсем другое, когда происходит изменение позиций руководителей партии и государства в сторону от социалистического пути развития. Ревизионизм охватывает высшие эшелоны власти».
Впечатление от выступления В. Мольнера было сильным. Многие участники встречи растерялись, ибо не могли представить, как отреагируют на это выступление лидеры партии и государства в их странах, которым доложат суть этого выступления присутствующие на встрече послы. О том выступлении чехословацкого коллеги Бобков говорит:
– Мне казалось, что применительно к первой и главной стране социализма – СССР – та ситуация, которую описал Мольнер, невозможна. Но его выступление постоянно вспоминалось, когда в СССР шла горбачевская «перестройка». Государство убивали, находясь в здравом уме и твердой памяти, первые лица страны и их ближайшие соратники, – аналогов такому событию в истории нет. Не могу утверждать, были ли они агентами, но то, что их действия, в конечном счете, совпали с планами политиков и спецслужб, – очевидно.
