Книга Чужая жена, страница 26. Автор книги Кэтрин Скоулс

Разделитель для чтения книг в онлайн библиотеке

Онлайн книга «Чужая жена»

Cтраница 26

Матильда стояла на ступеньках «Мутайга клаб», облаченная к ужину в серебристое облегающее вечернее платье и меховую накидку. При свете вспышки ее наряд так и снял; Матильда выглядела как богиня, обернутая в лунный свет. Изысканная темно-вишневая помада, волосы, собранные в высокую прическу — она и впрямь была необычайно хороша и вполне могла сойти за кинозвезду вроде Лилиан Лэйн.

Мара вытащила из конверта сложенный лист бумаги и уже собиралась развернуть его, но застыла в нерешительности. По правде говоря, она и так знала содержание письма наизусть и помнила, как выглядит каждая буква устилавших лист длинных косых рядов.

Она наткнулась на конверт случайно, когда рылась в сундуке Джона в поисках какой-нибудь старой рубашки. Задача следить за одеждой бваны лежала на поваренке, и когда Мара наткнулась на старую рубашку, свернутую в комок и спрятанную за стопку рубашек цвета хаки, то первым делом собиралась потребовать объяснений у мальчика. Но тут же заметила уголок конверта, выглядывавшего из кармана.

Как правило, фотографии ее не интересовали. Клиенты нередко присылали фото — для них африканское сафари было настоящим событием, и они воображали себе, что заняли важное место в истории приюта. Обычно эти снимки вывешивались на всеобщее обозрение на пробковой доске, прибитой за баром. В особых случаях их заключали в рамочку и прибавляли к настенной коллекции.

Но эти почему-то были здесь. На конверте было написано лишь два слова: «Для Джона». Ни адреса, ни почтовой марки; его передали из рук в руки.

Затем Мара увидела письмо. Вопросы еще не успели сложиться в слова, как она уже разворачивала один-единственный лист бумаги, на котором виднелась монограмма Рейнор-Лодж.

Слова закружились перед ней — фразы проявлялись отчетливо, а затем уносились прочь, словно их сдувало порывом ветра.

«Одна ночь, которую я буду хранить в памяти, как сокровище… Хотя мы никогда больше не увидимся, я на всю жизнь запомню твои руки на своем теле, твои губы на моих волосах… Я не буду называть это любовью, ведь мы лишь случайные знакомые, но, тем не менее, я никогда не испытывала подобного чувства — столь искреннего и оттого бесценного…»

Мара стояла, держа письмо в трясущихся руках, не в состоянии сохранять хладнокровие — так много значили эти слова. Казалось, из легких выжали весь воздух. Силы покинули ее. Боль пронзила ее сердце, словно удар копья.

Это случилось пять месяцев назад. Пять месяцев, три дня и одну ночь.

Не сосчитать, сколько раз с тех пор Мара вновь и вновь переживала этот кошмар наяву. Вначале она пыталась укрыться за неверием. Казалось невозможным, что Джон нарушил золотое правило, которое, по мнению Рейнора, было самым важным: можно продавать свои услуги охотника, но не себя. Это было чертой, которую не следовало переступать.

Но он переступил…

Затем Мара принялась вновь и вновь прокручивать в мозгу все, что происходило тогда, в попытке истолковать все по-новому.

Она вспомнила, как Матильда впервые приехала в приют в сопровождении отца. По их виду сразу было ясно, что они англичане, еще до того, как были произнесены слова приветствия: «Здравствуйте, как вы поживаете?»

Накануне сафари в приюте состоялся традиционный совместный ужин. Мара еще подумала тогда, что Матильда вырядится в вечернее платье, как это водилось за чопорными английскими дамами, но та надела простое платье до колен, отчего выглядела еще более юной и привлекательной.

Лучше всего Маре запомнилось утро, когда Матильда, ее отец и Джон выехали на сафари. Светало. Деревья вокруг приюта казались темными тенями на фоне розового неба. Было тихо, как бывает только предрассветной порой. Вскоре взойдет солнце, золотым светом заливая равнины. В воздухе витало еле сдерживаемое тревожное ожидание, которое обычно сопутствовало сборам. Менелик стоял у «лендровера» с кухонной утварью в руках, наблюдая за тем, как Дуду носит из кухни припасы: бутылки, мешки, ведра и консервные банки. Неподалеку суетился Кефа, пересчитывая походные кровати, рюкзаки, сетки, постельные комплекты, лампы и тазы. Носильщик-оруженосец не спеша шагал вдоль выложенного в ряд оружия, проверяя каждое по отдельности, а затем устанавливая в специальном стеллаже в кузове «лендровера».

Первой на сцену выплыла Матильда, на ходу доедая еще горячий коржик, оставшийся от завтрака на скорую руку. Следом шел ее отец. По тому, как он теребил свою рубашку-сафари, и по угловатым движениям Мара догадалась, что он взвинчен от предвкушения охоты и осознания близкой опасности. Что ж, он был опытным охотником и знал, что их ждет впереди.

Мара улыбнулась подошедшей Матильде. От нее пахло мылом.

— Даже не представляю себе, как вы можете оставаться дома! — воскликнула Матильда. У них с Джоном было одинаковое произношение — она так же отчетливо выговаривала каждое слово. — Разве вам не хотелось бы поехать?

— Хотелось бы, — ответила на это Мара. — Но мне многое нужно сделать здесь.

Она полагала, что ответила на вопрос. А что еще объяснять кому-то вроде Матильды, которая накануне разливалась перед Джоном соловьем, описывая прелести охоты на оленей в их семейном поместье? Не станешь ведь говорить, что нет у нее желания стоять за спинами вооруженных мужчин, наблюдая, как они целятся в пасущихся слонов или зевающих на закате львов. И что она не уверена, что не закричит, предупреждая зверей об опасности. И что всякий раз, когда Мару оставляли в «лендровере», перед тем как пройти обязательные последние сто футов до позиции пешком, ее рука тянулась к сигнальному рожку.

Да и как объяснить, почему ее до сих пор, как наяву, преследуют крики маленького слоненка и беспомощные движения его хоботка, которым он тщетно пытался поднять свою мать. И тишина, которая, разом рухнув на землю, выдавила из воздуха весь кислород, когда Джон прижал ружье к маленькой голове и нажал на курок…

Последним появился Джон, опрятно одетый, под стать только что вымытому автомобилю. Издали Мара наблюдала за тем, как он постучал по темным от воды шинам и по привычке заглянул под днище. Все было готово к отъезду.

Пока Матильда и ее отец устраивались в машине, Джон подошел к Маре.

Они обменялись прощальными словами, натянуто улыбаясь друг другу. Невысказанный вопрос, который давно уже висел в воздухе, остался невысказанным и на сей раз: что может жена пожелать мужу перед охотой? Удачной охоты или, буквально, ни пуха ни пера…

Джон склонился к Маре, целуя ее на прощанье.

Она едва коснулась губами его щеки — на миг ей показалось, что она уже сейчас слышит исходящий от него свежий запах равнин, пряный аромат примятой полыни под ногами, дух оружейного масла и крови…

Мара взглянула ему в глаза и увидела в них вызов. «Знал ли он уже тогда? — спросила она себя. — Знала ли Матильда? А что, если происшедшее было столь неотвратимо, что, наблюдая за ними, даже Менелик все понимал?»

Женщина засунула письмо и фотографии обратно в конверт и аккуратно положила обратно в кармашек рубахи. Затем скомкала ее так, как и нашла, и положила на место. Мара не хотела, чтобы Джон понял, что кто-то, кроме него, мог касаться письма, не предназначенного для чужих глаз.

Вход
Поиск по сайту
Ищем:
Календарь
Навигация