Книга Чужая жена, страница 38. Автор книги Кэтрин Скоулс

Разделитель для чтения книг в онлайн библиотеке

Онлайн книга «Чужая жена»

Cтраница 38

Лилиан Лэйн на диких просторах Африки…

Сейчас единственными дикими животными в поле их зрения были две зебры, которые мирно паслись неподалеку от черно-белого полосатого «лендровера». Время от времени они поднимали головы и поглядывали на автомобиль. Казалось, их озадачивало присутствие чего-то, что имело их окрас, но было таким огромным, угловатым и сверкающим.

Мара медленно отступала назад, пока не уперлась каблуком в указанный камень, затем повернулась и устремила взгляд вдаль, как тихо велел Леонард. Она отлично знала эту местность. Поросший травой пологий склон спускался к рощице акаций, отличавшихся непривычно высокими, затянутыми в желто-зеленую кору стволами. То тут, то там виднелись молочаи — они возвышались, как огромные кактусы-переростки. За деревьями серебристой гладью поблескивало озеро.

Стоя где приказали, Мара не могла избавиться от мысли, что на ней рубашка, брюки и шляпа Мегги. Одежда была привычной на ощупь, но от нее исходил легкий аромат французских духов Лилиан, который смешивался с запахом пота и средства для отпугивания насекомых. В ожидании команды Леонарда Мара нервно теребила нитку, выбившуюся из рукава рубашки. Она была рада, что рядом не было ни Питера, ни Лилиан. У Лилиан от жары разболелась голова, и они с шофером отправились обратно. У Питера съемки были назначены на более позднее время.

Вспомнив о Питере, который остался в приюте, Мара подумала, что на самом деле ее место тоже там. Опрометчиво было оставлять работников без присмотра в доме, где сейчас столько гостей. Но когда закончились съемки в столовой, Леонард перебросил съемочную группу в буши, где они и пребывали второй день кряду. Мару взяли с собой. Так что ей ничего не оставалось, как лишь уповать на то, что Кефа с Менеликом справятся и без нее.

Мара нагнулась, чтобы затянуть шнурок. Волосы упали на лицо, и она вновь подивилась тому, что они иссиня-черные. То была работа Руди, который готовил ее к съемке.

— Возможно, подошел бы и ваш натуральный цвет, — сказал он Маре, пока наносил на ее влажные волосы густой слой краски. — Но лучше перестраховаться.

Поначалу Маре неуютно было находиться в ванной комнате с едва знакомым ей человеком. Руди работал молча, легкими движениями наклоняя ее голову под нужным углом. Руками он разглаживал пряди и уголком полотенца вытирал попадавшие в глаза капли воды. В иной ситуации его жесты можно было бы истолковать как нежные или даже интимные. Но на его лице было то же выражение сосредоточенности, что и при подготовке приюта к съемке. Когда прическа была готова, он сделал пару шагов назад, прищурил глаза и оценивающе окинул свой шедевр взглядом. Только тогда Мара поняла, что покраска ее волос была для него лишь работой, а она сама — частью реквизита. От этой мысли ей странным образом стало легко и спокойно, словно разом рассеялись страхи и исчезли заботы.

Мара подняла руку, заслоняя от солнца глаза, и посмотрела, что происходит по ту сторону ущелья. Леонард терпеливо ждал, пока Ники установят камеру. Джеми сидел под черным зонтом, положив голову на газету. За ним высокой черной статуей возвышался Томба, который, словно пастух, стоял на одной ноге, закинув на плечо палку.

Если там, где находилась съемочная группа, еще можно было укрыться в тени, то, стоя на склоне, Мара изнемогала от зноя. Лучи солнца, словно раскаленные докрасна утюги, обжигали плечи. Пот ровными струйками стекал по спине и в ложбинку между грудей. На щеку села муха. Мара чувствовала, как она перебирает лапками по ее коже, ощущала прикосновения хоботка, всасывающего соленую влагу с лица. Но женщина даже не пыталась смахнуть муху. Легче было представить, что ее кожа на самом деле не ее, а чужая, и пот на ней — тоже чужой. И какая, в сущности, разница, было ли чужаку жарко или, может, неудобно от грязи? То была покинутая ею плоть, а сама она укрылась в далеком прохладном месте, где не было места жаре и мучениям.

Мара научилась этому еще в ту далекую пору, когда стала выезжать с Джоном на сафари — там ей приходилось подолгу сидеть неподвижно в ожидании сигнала охотника, который выслеживал зверя. Лишь мысленно отделившись от своего тела, можно было стерпеть боль в затекших мышцах, жажду, жару и зуд от укусов насекомых.

Тогда-то перед Марой и открылась спасительная ценность умения отрешиться от происходящего. Пока выслеживали животных и раздавались смертельные выстрелы, Маре удавалось глядеть на это откуда-то издалека, со стороны. Вовсе не она стояла и смотрела, как животное, словно оступившись, падает на землю — нет, то был кто-то другой, всему свидетелем был случайный странник.

Огромный живот упавшего слона, холмом вздымающийся над землей.

Темнокожие руки, протянувшиеся к этому холму с длинными ножами. Лезвия, вонзающиеся в плоть. Вывалившиеся кишки, невообразимо длинные и толстые, до фута в поперечнике. Казалось, что они шевелятся, словно живые, бледные, с опаловыми переливами в лучах солнца.

С краю серой горы в пыли распластался длинный розоватый хобот. Бессильный. Бездыханный.

Воздух наполнялся голосами африканцев, песней восхвалявших все радости мяса, красного мяса, когда его много, сколько бы ты ни съел.

Все это время за ними следовал чужой, отрешенный взгляд — Мара и за собой наблюдала будто со стороны, оставаясь непорочно чистой.

Оглядываясь назад, женщина ловила себя на мысли о том, что это ее умение отрешиться от происходящего оказалось для нее столь же спасительным, как и знание о том, как избегать змеиных укусов или обходить стороной голодного льва. Как иначе смогла бы она пережить ту боль, которую испытала, когда прочла письмо Матильды? Дни превращались в недели, недели — в месяцы, а Мара все так же спасалась от отчаяния, уходя в себя, далеко-далеко, туда, где отчаяние не могло ее настичь; внешне она оставалась такой же, как и была, не давая Джону ни малейшего повода заподозрить, что что-то не так. Однако, как она теперь убедилась, у всякого лекарства своя цена. Ее тело, терзаниями которого она научилась пренебрегать, больше не принадлежало ей. В руках Джона — тех самых руках, которые недавно ласкали другую, — она казалась себе деревянной куклой. Высохшей, неживой.

Мара поежилась, вспомнив ночь перед отъездом Джона в Дар-эс-Салам. Как обычно, она легла пораньше и сделала вид, что спит, но Джона это не остановило. Положив руку на ее плечо, он повернул ее лицом к себе. Поднявшись над ней, коленом раздвинул ей ноги. Не было ни ласк, ни поцелуев. Уткнувшись лицом в подушку, он резко проник в нее. Это никак не походило на любовь, так он утверждал свои права на нее, и очень скоро все закончилось. После этого они не проронили ни слова, избегая даже прикасаться друг к другу.

Решительно отогнав воспоминания, Мара стала искать глазами красный комбинезон Леонарда. Наконец его голос, который благодаря мегафону приобрел металлические нотки, прорезал тишину. Мара сосредоточилась на его приказах. Следуя им, она ходила то вперед, то назад, затем замирала и вновь принималась ходить. Уже привычно отбросив собственные мысли и чувства, Мара принялась наблюдать за происходящим, словно любопытный зритель.

Она вновь подивилась тому, как много приходится переснимать по нескольку раз. Во время вчерашней съемки Мегги делала все то же самое, только камера стояла в стороне от отмеченного красным камнем места. Сегодняшняя задача Мары заключалась в том, чтобы подменить Лилиан во время прогонки: съемочная группа должна была представить, что делать, когда начнутся съемки. Все собрались неподалеку от Мары, а Ник Второй замерял рулеткой фокусное расстояние. Томба с микрофоном следовал по пятам за Марой; за ним приглядывал Джеми, то одобрительно хмыкая, то недовольно ворча.

Вход
Поиск по сайту
Ищем:
Календарь
Навигация