— Я рада, что сделала все, что смогла, — ответила она Карлтону, не сводя глаз с Питера. — Я и сама никогда этого не забуду.
Питер улыбнулся, лицо его смягчилось.
— То же самое я могу сказать и о себе.
После ужина началась фотосессия. Леонард заставил всех членов съемочной группы позировать по очереди. Каждый должен был держать в руках нечто, что говорило бы о его профессии: Брендан — осветительную лампу, Джеми — наушники и магнитофон, бвана Бум — штатив, а Ник — черную блестящую камеру, которую он прижимал к груди, словно дитя.
Время от времени кто-то из съемочной группы хотел сняться с Питером. Не выказывая ни неудовольствия, ни нетерпения, он фотографировался в обнимку, если его просили, и послушно улыбался в камеру. Наблюдая за ним, Мара вновь почувствовала, как что-то укололо ее в сердце. Внезапно ей подумалось, что он так старается, потому что и сам верит в то, что этим может сделать что-то хорошее для нее, вернее, для ее будущего в Рейнор-Лодж. Пока Питер старательно улыбался в камеру, Мару все больше одолевало отчаяние — неужели оно уже не оставит ее? Как ей хотелось побыть с Питером наедине, ни о чем не говорить, не строить планов, а просто забыться в мягком свете фонарей под просторами ночного неба.
— Ваша очередь, Мара! — окликнул ее Леонард. — Становитесь рядом с Питером. Не забудьте, что вы больше не Мегги рядом с Люком, а мемсаиб Рейнор-Лодж в компании со звездой экрана Питером Хитом.
Леонард поставил их рядом так близко, что они соприкасались и плечами, и бедрами, так что Мара вновь ощутила притяжение их тел; кровь понесла по жилам воспоминание о внезапной свободе, которую она почувствовала в полутемной хижине.
— Да обними ты ее за плечи! — послышался голос Леонарда. — Склони голову, щека к щеке! Делаю крупный план. А ну, где улыбки?
Мгновение спустя все было кончено. Рука, обнимавшая ее за плечи, упала. Щеки, касавшиеся друг друга, разъединились. А еще мгновение спустя Леонард подозвал Кефу и поставил его рядом с Марой.
— Это будет хороший кадр, — вслух прикинул режиссер. — Вы вдвоем в униформе рядом с Питером. — Затвор щелкнул, и Леонард перевел кадр. После чего ткнул пальцем в Мару. — Вы свободны. Давайте сюда повара.
Поворачиваясь, чтобы уйти, Мара уловила аромат, исходящий от Питера, и вдохнула его глубоко-глубоко, словно надеялась удержать его в легких. Затем медленно направилась к своему месту, с каждым шагом ощущая, как увеличивается расстояние между ними — ей даже на миг показалось, что позади она оставляет не Питера, а собственную душу. Каким-то чудом ей удалось сохранить на лице дежурную улыбку хозяйки заведения. Уже на выходе она поняла, какой невыносимой эта улыбка была для нее самой. Лавируя между столиками, Мара бросилась в ночь, из оазиса света в кромешную тьму.
Узловатая старая ветвь раскидистого фигового дерева удержала ее от падения. Прислонившись к ней, Мара уставилась во тьму, постепенно распознавая ночные тени. Растущий полумесяц еще не вошел в полную силу, но небо было ясным, и если приглядеться, то бледный свет позволял различать очертания земли. Взгляд Мары скользнул по сырой волнующейся поверхности саванны с круглым темным пятном водопоя на ней и далее — по изгибам гряды. Она совсем не походила на крадущегося льва, как иногда ее называли. Почему-то именно сегодня Мара впервые об этом задумалась, как будто это имело хоть какое-то значение. Может, это могло означать, что реальность на самом деле зависит от того, как к ней относиться. «Может, — подумалось Маре, — не всегда возможно отличить реальность от выдумки. Хорошее от плохого. И границу, которая разделяет правду и ложь».
Может, у каждого есть выбор, как относиться к тем или иным вещам.
Может, все, чего бы ты ни пожелал, может быть твоим…
Мара закрыла глаза, вдыхая аромат тропического жасмина и запах зеленого леса, непроглядным темным кольцом окружившего ее со всех сторон. Ей почудились неслышные крадущиеся шаги. Горящий немигающий взгляд желтых глаз, неотрывно следящий за ней. Женщина понимала, что находиться здесь одной без ружья, пастушьего посоха или хотя бы фонарика опасно. Но ей было все равно. Ее новоявленная внутренняя сила, казалось, сделала ее неуязвимой, и это заставляло Мару вести себя неосмотрительно.
Она услышала, как он приближается — услышала его шаги, хруст раздвигаемых ветвей, шелест листьев, от которых отмахивались руками. Мельком увидела огонек фонаря, который затем погасили. И вот он уже стоял рядом с ней черной тенью, освещаемый лишь неверным светом луны.
— Я знал, что ты будешь здесь, — произнес Питер.
— Мне нужно было убежать от всех, — отозвалась в ответ Мара и быстро добавила:
— Не от тебя.
Мимолетная улыбка скользнула по его лицу и тут же погасла.
— Я не хочу завтра уезжать.
Питер говорил так, словно они уже не раз обсуждали тему его отъезда и от него требовалось последнее, решающее слово.
Мара молча кивнула. Здесь, на каменной гряде, окутанные непроглядной тьмой, они были словно отрезаны от остального мира. На миг она даже представила себе, что они могут остаться тут, в этом месте, где время словно остановило свой бег, и спрятаться от всего, что ожидало их впереди. Эта мысль не оставляла ее, превратившись в навязчивую идею.
Ей вдруг вспомнилась когда-то виденная картина — простой деревянный домик с оловянной кровлей, стоящий на берегу озера. Из трубы вился дымок. Пара одинаковых китенге развевалась на бельевой веревке во дворе. И гитара. К дверному косяку была прислонена гитара…
Мара заговорила, и ее сердце заглушало слова своим бешеным стуком.
— Как-то мы с Джоном заехали на сафари довольно далеко отсюда. И, затерявшись в дебрях, натолкнулись на пару из Германии. Они сидели вместе во дворе и пили чай. Это не были миссионеры, или, скажем, зоологи, они просто жили там, особо ничем не занимаясь. В городке по соседству продавец бензина поведал нам, что они поселились там для того, чтобы быть вдвоем. Они оставили свою прежнюю жизнь позади.
Они убежали вдвоем. Именно так сказал о них тот мужчина. Но Мара не хотела повторять его слова — они звучали малодушно. Они напоминали о том, что те двое оставили позади.
— Их одежда вся износилась, — продолжала она свой рассказ. — И у них было всего две чашки. Нам пришлось достать из «лендровера» свою посуду, чтобы присоединиться к чаепитию.
— Как же они жили? — спросил Питер.
— Они питались тем, что выращивали на огородике. Папайей. Бобами. Бататом. Арахисом. — Мара улыбнулась. — Мне нравится выращивать арахис. Нравится тот миг, когда вытягиваешь стебель из земли и находишь орешки, отчаянно вцепившиеся в корешки. Это похоже на маленькое чудо.
— Мне бы хотелось выращивать ананасы, — отозвался Питер. — Я слышал, что если срезать листья с верхушки и воткнуть их в землю, они прорастут.
— Так и есть, — подтвердила Мара. — То же самое с папайей. Можно просто отломить веточку и воткнуть ее в землю. В сезон дождей здесь все стремится к жизни.
