хорошим манерам.
Едят с открытыми ртами. Перебивают хозяйку.
Манеры – прежде всего! Без правил и ритуалов
Мы все равно что мертвы: никчемные,
скучные куклы.
Молодых надлежит учить полезному ремеслу:
прясть, обтесывать камень,
Знать свое место и твердо его держаться.
Быть на виду, но вести себя тихо и скромно.
Младшей моей сестре, что родилась последней,
Я говорила (когда она соглашалась слушать):
«Опаздывать – нехорошо. Перебивать – некрасиво».
Сестрица только смеялась. Это было давно —
С тех пор мы уже лет сто не обменялись и словом.
Являться без приглашенья – тоже не слишком
прилично,
Но кто-то же должен был преподать урок
этим людям!
Невежды и неумехи, от них никакого проку,
Их посади за работу – только исколют пальцы,
Зевнут – и на боковую, храпеть и пускать пузыри.
В приличном доме должно быть тихо, словно
в могиле,
Воспитанный человек удобен, как роза без терний,
Опрятен, как лилия. Этому надо учиться,
Но если их не учить, сами они не поймут.
Сестра, как всегда, опоздала. Точность – вежливость
принцев,
А вежливость королей – звать на крестины всех,
кто достоин чести.
Все решили, что я умерла? Может, они и правы,
Давно это было, не помню, —
Но это еще не повод забыть о хороших манерах.
Жизнь моей крестницы будет приличной и скромной.
Восемнадцать – вполне довольно. Даже более чем.
После этого жизнь превращается в сущий кошмар:
Любовь – это так неопрятно!
И к тому же за свадьбой всегда наступают
крестины, а это похуже, чем свадьба:
Шум и гам, суета, приглашенья, забытые в спешке,
Споры о старшинстве, о подарках…
Пожалуй, в итоге
Все сложилось удачно:
На поминки они не забудут меня пригласить.
Дева и веретено
К ВЛАДЕНИЯМ КОРОЛЕВЫ эта страна была ближе всех – если считать по прямой, как летит ворона. Да только даже вороны туда не летали. Границей между двумя землями служил высокий горный кряж, который не одолела бы ни ворона, ни человек. Горы эти считались совершенно неприступными.
Немало предприимчивых торговцев (что по ту сторону гор, что по эту) подзуживали местных жителей разведать тропу через перевал, которая – если б ее вдруг и вправду разведали – озолотила бы всякого. Доримарские шелка доставляли бы в Канселер за несколько недель, самое большее месяцев, но уж никак не лет. Однако тропы такой не существовало в природе, вот в чем беда, и хотя у двух королевств имелась общая граница, никто никогда не переходил ее – ни оттуда сюда, ни туда отсюда.
Даже гномы, суровые, выносливые гномы, в которых магии не меньше, чем мяса и костей, не могли одолеть перевал.
Впрочем, гномы это проблемой не считали. Они через горы не переваливали. Они проходили низом.
Трое гномов пробирались темными подгорными тропами, да так проворно и ловко, словно их не трое было, а один.
– Скорее! Скорее! – бормотал арьергард. – Нужно купить ей в Доримаре самого что ни на есть первостатейного шелку. Если не поторопимся, все распродадут, придется брать не первый сорт, а… ну, второй.
– Да знаем мы, знаем! – отозвался авангард. – И еще мы купим корзинку, чтобы шелк было в чем назад нести. Чтобы чистым остался, чтоб ни единой пылинки не село.
Гном, что шел посередке, ничего не сказал. Он крепко сжимал в руках камень (только б не уронить, не потерять!), и видел только его, и только о нем и думал. Камень тот был рубин, вырубленный из скалы наживую, размером с куриное яйцо. Если огранить его да оправить, за такой и королевство дадут, а не то что лучшего доримарского шелку.
Гномам бы и в голову не пришло дарить молодой королеве что-то выкопанное прямиком из земли, пусть даже и своими руками. Нет, слишком просто, слишком банально. Дальняя дорога – вот что делает подарок по-настоящему волшебным. Так они, гномы, по крайней мере, думали.
Королева тем утром пробудилась рано.
– Еще неделя, – сказала она вслух. – Еще одна неделя от сего дня, и я выйду замуж.
Интересно, подумала она, каково это – выйти замуж?
Немного неправдоподобно и вместе с тем чересчур окончательно. Если жизнь состоит из череды выборов, рассуждала она, тут-то жизни и придет конец: через неделю никакого выбора не останется. Королева будет править своим народом. Заведет детей. Может быть, умрет родами… а может, старухой или на поле брани. Но все равно дорога неизбежно приведет в могилу – шаг за шагом, вздох за вздохом.
На лугу под стенами замка уже стучали плотники, сколачивая трибуны, чтобы народ ее мог поглядеть, как она сочетается браком. Каждый удар молотка звучал глухо, будто билось огромное сердце.
Трое гномов выбрались из норы под речным обрывом и живо вскарабкались наверх, на луговину – раз, два, три. Влезли на гранитный выступ, распрямились, попрыгали, потянулись и припустили бодрой рысцой к кучке приземистых домиков, что звалась деревенькой Гифф, – а точней говоря, к деревенскому трактиру.
Трактирщик с гномами дружил. Для него они припасли бутылочку канселерского – богатого, сладкого, темно-рубинового, совсем не похожего на местное пойло, кислое и бледное. Так они делали в каждый свой визит.
За это трактирщик гномов кормил и наставлял на путь истинный – то есть дорогу показывал и советом помогал.
Трактирщик, с бородою кустистой и рыжей, будто лисий растрепанный хвост, грудью широкий, что твоя бочка, торчал в общей зале, за стойкой. Утро только занималось; раньше на гномьей памяти зала в такой час всегда стояла пустая, но сейчас за столиками сидели десятка три человек, и особо счастливым никто почему-то не выглядел.
Вот так и получилось, что гномы, полагая тишком просочиться в трактир, очутились под прицелом сразу тридцати взглядов.
– Господин наш хороший Лисовин! – провозгласил тот гном, что повыше.
– А, ребята! – сказал трактирщик, который честно полагал прибывших мальчишками, хотя лет им на деле сравнялось вчетверо, а то и впятеро больше, чем ему. – Я так понимаю, вам ведомы горные тропы. Надо бы нам смыться отсюда, да поскорее.
– А что случилось? – поинтересовался самый маленький гном.
– Сон! – каркнул пьянчуга у окна.
– Мор! – уточнила нарядно одетая дама.
– Рок! – возвестил лудильщик, и кастрюли его тревожно брякнули. – Рок грядет!
– Мы вообще-то в столицу идем, – сообщил гном повыше («повыше», впрочем, означало не выше ребенка, да и бороды у него не росло). – В столице тоже мор?
