Судя по взгляду леди Милони, с последним она действительно была согласна. Вот только в мою историю не поверила ни на грош. Но то, как разыгралось мое воображение, действительно казалось ей ужасным.
Следующим вечером барон Рохас был занят своим любимым делом. Как и все прочие вечера (а также многие дневные часы), он переходил от окна к окну, бдительно следя за тем, что происходит снаружи. Кто к кому пошел, кто с кем встречается, не целуется ли кто, укрывшись среди кустов дворцового сада. Особенный интерес барона с некоторых пор вызывало окно спальни графини Ортэго. Подумать только! Сначала туда влез один мужчина, затем другой, а вот вчера – сразу двое! Какая жалость, что он не смог разглядеть их лица и теперь не знает, те же двое это были, что прежде приходили по отдельности, или же это совершенно другие люди! Второй вариант, пожалуй, нравился барону даже больше. Ведь в этом случае выходило, что у графини целых четыре любовника! Разумеется, он уже написал графу третье письмо с подробным изложением вчерашних событий. Однако этот простак, похоже, никак не мог справиться с безнравственностью собственной супруги. Хоть бы решетку на окно распорядился поставить, что ли!
Тем не менее в глубине души барон радовался, что графу Ортэго не пришло в голову столь элементарное решение проблемы. Ведь это давало ему, барону, шанс увидеть сегодня еще что-нибудь интересное.
И все же он не ограничивался лишь тем окном, из которого мог наблюдать забирающихся к графине гостей. Барон не терял бдительности и, стоя на страже морального облика герцогского двора (тяжелая обязанность, которую он возложил на себя совершенно добровольно), регулярно обходил все окна в своих покоях.
И вот теперь, когда он зашел в спальню, его внезапно отвлек от важного и всепоглощающего занятия голос супруги.
– Ах ты, мерзавец! – вскричала она, врываясь в помещение за ним следом. – Негодяй! Старый развратник!
Барон непонимающе нахмурил брови, одновременно прикрывая ухо ладонью: голос у супруги был зычный. Упреки баронессы казались тем более странными. Во-первых, женщинами барон Рохас не интересовался довольно-таки давно. А во‑вторых, его супруге было крайне нехарактерно проявление сильных эмоций. Как правило, ей было свойственно перманентное состояние легкого недовольства. Барон мог припомнить лишь один случай, когда легкое недовольство переросло в тяжелое, и произошло это, когда горничная случайно разбила чашку из дорогого сервиза.
– В чем дело, дорогая? – осведомился он, стараясь придать своему тону максимальную мягкость и заботливость.
– Ах, у тебя еще хватает наглости спрашивать, в чем дело?! – возмутилась супруга. – Развратник, ловелас и сластолюбец! Изволь объяснить, что это делало на столе в твоем кабинете? Когда я получила письмо, извещающее, что ты завел любовницу, сперва не поверила! И тут обнаружила это!
И баронесса грозно потрясла корсетом, который сжимала в кулаке правой руки. Барон, хорошо знавший свою жену, сразу понял намек: она была бы не против с той же силой сжать в кулаке чью-то шею.
– Дорогая, я представления не имею, что это такое, – поспешил заверить, пятясь, барон. – То есть я представляю себе, что это такое… – Жена грозно насупила брови, и он поспешил добавить: – …но не имею представления, как оно могло оказаться в моем кабинете. А может быть, это горничная забыла? – с надеждой предположил он.
– Ах, горничная? Значит, ты признаешься? – воскликнула супруга.
– Нет-нет-нет! – пятиться больше было некуда, и, прижавшись спиной к стене, барон молитвенно сложил перед собой руки. – Я имел в виду, ну, может быть, она здесь прибиралась, ей стало жарко, мало ли…
– Горничные, к твоему сведению, таких корсетов не носят! – припечатала супруга. – Равно как и вот таких чулок!
И она извлекла на свет вышеозначенный предмет одежды.
– А… это откуда? – боязливо спросил Рохас.
– Из ящика твоего секретера! – грозно сообщила баронесса.
– Не понимаю, как оно могло там оказаться! – всхлипнул Рохас.
Баронесса уже открыла рот, чтобы высказать ему все, что она думает на этот счет, но то, что произошло дальше, на время лишило ее дара речи. Ибо в окне возникла взлохмаченная голова молодой темноволосой женщины. Следом за головой появилось и все остальное, и, надо сказать, выглядело это остальное весьма привлекательно.
Спрыгнув с подоконника, брюнетка сразу же бросилась к Рохасу. На то, чтобы сориентироваться в помещении, ей потребовалось не более пары секунд.
– Любимый! – воскликнула она, обнимая барона. Тот попытался сопротивляться, но девушка оказалась напористой. – Как же я без тебя соскучилась! Надеюсь, сегодня мы сможем весело провести время?
– Весело провести время! – прорычала супруга, к которой вернулась способность говорить. – И после этого ты продолжишь утверждать, что не знаешь, как те вещи оказались у тебя в кабинете?
– Дорогая, но я и правда… – попытался было оправдаться Рохас, но девушка его перебила:
– В кабинете? Но, дорогой, мы с тобой никогда не делали этого в кабинете. Какое досадное упущение…
– Дорогая, не слушай ее! – воскликнул барон, в очередной раз пытаясь освободиться из объятий. – Я вижу эту женщину впервые в жизни. И потом, она брюнетка! Ты же знаешь, мне всегда нравились только блондинки!
И он устремил взгляд на невзрачные, но светлые волосы супруги.
Обсуждение этого щекотливого вопроса прервалось, поскольку в оконном проеме возник силуэт еще одной девушки.
– Значит, блондинки, – процедила жена, разглядывая светлые волосы забирающейся в окно гостьи.
Оказавшись в спальне, та подбежала к Рохасу не менее резво, чем брюнетка.
– Дорогой, ты без меня скучал? – кокетливо поинтересовалась она, ничуть не смущаясь из-за присутствия двух конкуренток.
Последние, однако же, отреагировали на ее появление значительно менее лояльно.
– А это что еще такое? – уперла руки в бока баронесса.
– Да! – поддержала ее брюнетка. – Вот, значит, с кем ты развлекался в кабинете? Меня ты, между прочим, туда не приглашал!
Трудно было не различить в последних словах упрека.
Однако барона недовольство брюнетки особенно не взволновало, поскольку значительно более сильно он переживал из-за реакции супруги, пускай не то чтобы любимой, но, во всяком случае, привычной.
– Дорогая, умоляю тебя, не слушай ты их! – снова воззвал он. – В конце-то концов, ты же меня знаешь. Меня вообще давно уже не интересуют женщины. Зачем бы мне было их сюда приглашать?
Шум, раздавшийся со стороны окна, разом привлек внимание всех четверых. С подоконника спрыгнул щуплый, изысканно одетый мужчина лет тридцати.
– Возлюбленный! – воскликнул он, бросаясь к Рохасу. Воспользовавшись тем, что женщины при его приближении отпрянули, гость радостно обнял барона. – Как давно мы не виделись! Но можешь даже не сомневаться: я всю неделю хранил тебе верность, – жеманно добавил он. – А ты? Тебе было без меня хоть немного грустно?
