И я старательно похлопала ресницами.
По окончании этой встречи герцог Кальво дал свое согласие на бракосочетание своей дочери, девицы Лидии Кальво, с графом Арманом Ортэго, при условии, что последний получит предварительно титул маркиза, а также не станет пренебрегать обязанностями члена эрталийского альтинга. Кроме того, герцог не обещал дать за своей дочерью какое-либо приданое, ограничившись хмурым «там посмотрим».
С этого момента мы с Рэмом сочли возможным начать приготовления к собственной свадьбе.
Эти самые приготовления быстро нас утомили, и мы присели отдохнуть в маленькой уютной гостиной на втором этаже. Обставленная со вкусом комната не была перегружена мебелью и прочими предметами интерьера, что, без сомнения, добавляло ей уюта. Я даже с чувством ностальгии вспомнила свой ристонийский дом, но постаралась побыстрее отделаться от грусти.
– Скажи, Рэм, а твоя мать… Ты знаешь, кто она?
Я долгое время не решалась задать этот вопрос, понимая, что он может оказаться весьма болезненным. Но сейчас все-таки спросила. Возможно, помогла уютная, почти семейная атмосфера или тот факт, что мы с Рэмом заняли всего один стул и я сидела сейчас у него на коленях?
Я оказалась права в своих опасениях. Рэм отвернулся, но я видела, что он болезненно поморщился.
– Знаю. – Небрежность, с которой он это сказал, резко контрастировала с недавним выражением его лица. – Но это не имеет большого значения.
Он откинул голову назад и прикрыл глаза, решая, что именно сказать на эту тему. Я могла бы его остановить, но отчего-то мне казалось, что этого делать не следует.
– Видишь ли, я почти не поддерживаю отношений со своей матерью, – сказал он наконец. – За всю жизнь мы виделись лишь несколько раз, и большинство этих встреч я в силу тогдашнего своего возраста даже не помню.
– Она от тебя отказалась?
Я была практически уверена в ответе и задала этот вопрос главным образом для того, чтобы избавить Рэма от необходимости говорить это самому.
– По рассказам отца, моя мать была женщиной веселой, жизнерадостной и весьма красивой. – Рэм, казалось бы, никак не отреагировал на мой вопрос, но положительный ответ читался между строк. – Дворянкой, вхожей в высший свет. Незамужней. У них завязался роман. А потом она узнала, что беременна. Для молодой женщины, не привыкшей воспринимать жизнь всерьез, это оказалось крайне неприятным сюрпризом. К тому же ее несерьезность и… невнимательность к деталям проявились в том, что о беременности она узнала слишком поздно. На том этапе, когда принять меры было уже нельзя. Поэтому она в срочном порядке уехала за город и провела там несколько месяцев, даже не сочтя нужным уведомить моего отца. В те времена он уже был служителем церкви и жениться на ней, по понятным причинам, не мог. Материальная же помощь ей была не нужна. Ну а других причин ставить его в известность она тогда не увидела.
Признать ребенка было бы для незамужней женщины высокого происхождения скандалом. После того как я родился, она быстро пристроила меня в семью каких-то бедных людей, у которых уже было несколько детей. Но что-то там не сложилось, и через пару месяцев меня передали в другую семью, а потом еще в одну. Всем, конечно, платили за мое содержание. Но меры были временные, в итоге матери все это надоело, и она сообщила-таки отцу о моем существовании в надежде, что он поможет ей позаботиться о ребенке. В этом смысле отец ее не разочаровал. Он сразу же все устроил, и на свет появился племянник, сын его сводного брата, жившего в Эркландии и недавно скончавшегося от тяжелого недуга. Все заботы о мальчике его преосвященство взял на себя, в связи с чем ребенка переправили в Эрталию. На этом роль матери в моей жизни была закончена.
Потом отцу перешел по наследству графский титул. Сам он, будучи священнослужителем, вступить во владение не мог, но устроил так, что титул достался мне. Это было непросто, но помогло отсутствие прямых наследников. – Он пожал плечами. – Вот, собственно, и все.
– А твоя мать? Ты так с ней и не встретился?
– Встретился, – подчеркнуто безразлично ответил он. – Отец рассказал мне эту историю, когда мне исполнилось двенадцать лет. Я захотел познакомиться со своей матерью. Мне было тринадцать, когда отец устроил эту встречу. Но это ничего принципиально не изменило.
Я понимающе кивнула. И правда, было бы странно, если бы эта встреча изменила хоть что-то. Но вряд ли это так же предсказуемо для тринадцатилетнего мальчика. Я ласково погладила Рэма по волосам, потом по щеке… После нескольких поцелуев встала и прошлась по комнате. Сказать по правде, мне стало довольно-таки не по себе. Я вспомнила тот розыгрыш, который устроила Рэму на заре нашего знакомства. Выходило, что тогда я попала в точку, чего совершенно не ожидала.
– Кажется, я начинаю чувствовать себя виноватой, – призналась я, поворачиваясь к Рэму.
– В чем? – оживленно поинтересовался он.
– Та шутка, по поводу мнимой беременности… – объяснила я.
– А-а-а. – Рэм понимающе хмыкнул и усмехнулся. – Да, это вышло довольно… своеобразно.
– Что ты хотел мне сказать? – полюбопытствовала я, видя, что он не сердится и не воспринимает ту историю болезненно, а следовательно, вполне можно задать этот вопрос. – Тогда, когда подошел ко мне на следующий день?
Он рассмеялся, запрокинув голову.
– Что беру на себя ответственность и готов позаботиться о ребенке.
Его глаза по-прежнему смеялись.
– Как же хорошо, что я вовремя тебя остановила! – заметила я, с шумом выдохнув воздух.
– Кстати, а почему ты это сделала? – с интересом осведомился Рэм.
– Да потому, что любой розыгрыш надо уметь вовремя закончить, – отозвалась я. – А у тебя в глазах было написано: сейчас я совершу нечто благородное. И я отлично поняла, что, если позволю тебе высказаться, ты никогда мне этого не простишь. Ты из той породы людей, которые чрезвычайно не любят выглядеть благородными. Не считая случаев крайней необходимости.
Плечи Рэма содрогнулись в беззвучном смехе от такой характеристики, однако глаза смотрели почти серьезно.
В этот момент в дверь постучали. И было в этом стуке нечто, заставившее меня напрячься и даже, в силу старой привычки, бросить взгляд в сторону окна. Однако я заставила себя держаться спокойно. Хорошо же будет выглядеть невеста графа Монтерея, если ни с того ни с сего сиганет в сад, выпрыгнув из комнаты второго этажа!
Стук был размеренным, вежливым, не слишком тихим, но и не слишком громким. Я бы даже сказала, идеальным, и именно это казалось мне крайне подозрительным.
Дверь открылась, и в гостиную вошел мужчина, вид которого был столь же аккуратным, что и недавний стук. Он был одет с иголочки; дорогой материал, но неброские цвета, черные сапоги и белый шейный платок. Черные волосы собраны в короткий хвост. От пронзительного взгляда внимательных темно-серых глаз не скроется, кажется, ни одна мельчайшая деталь. Мужчина лет тридцати пяти, весьма привлекательный внешне, однако у меня в силу натренированного взгляда его вид в первую очередь вызывает желание оказаться где-нибудь подальше.
