– Чего… нет?
– Понятно, не курите. Ничего, свои высушу, вдруг да покурить захочется.
Осторожно вытащив из мятой вымокшей пачки несколько ментоловых сигарет, девушка аккуратно разложила их рядом, на плоском сером камне и, обернувшись к удивленно застывшим парням, спросила:
– Ну, что там с ухой-то?
– Ах да! – спохватился Тимота. – Можешь пока из моей миски покушать… держи.
Набросав в деревянную (!) миску дымящейся ушицы, юноша с улыбкой протянул Женьке. Та благодарно кивнула:
– Спасибо.
– Вот, ложку бери.
– И за это благодарствуйте! Ха – деревянная. – Зачерпнув ароматно дымящееся варево, Женька подула на ложку. – Вы тут все из дерева делаете, да? А мечи у вас есть? А кольчуги? Вот Ленка, которая Рогведа, рассказывала…
– Ты кушай, кушай, дева, – снова улыбнулся Тимота.
Смуглый напарник его, Путятко, за все время еще не проронил ни слова, а вот Тимота, похоже, любил потрещать, не мог молча посидеть и секунды. То спрашивал, почему это Женька «в портах», то допытывался – зачем, мол, косу отрезала.
– За тем, зачем Володька усы сбрил! – рассердилась Тяка. – Я ее и никогда не носила-то. Коса! По лесам с ней не особо удобно… как и в юбке, вообще-то. А ушица у вас вкусная, спасибо. Только почему-то в ней одни налимы…
– Так налимья! А в том вон котле – форелевая будет.
– Гурманы, блин. А соль? Соль где? И хлебца бы не помешало горбушечку.
– Соль?! – округлил глаза Тимота. – Соль в Альдейге купим, а покуда – так. Хлеб же, лепешки у воеводы нашего, дядьки Довмысла, хранятся, он их и выдает, посейчас вот не успел еще.
Женька фыркнула:
– Вижу, прижимист ваш дядька Довмысл. Вы сами-то откуда? С Ладоги?
– Из Киева мы…
– Из Киева!!! Однако! Так у вас же там…
– Да ты про себя расскажи, дева-краса! – вклинился в разговор смугленький Путятко. – Кто ты, откуда? Какого роду-племени будешь? Толь из варягов, толь из весян, из словенов?
– Бабушка моя из вепсов была, други, – опростав ушицу, смирненько поведала «дева». – А батюшко – из словен.
– А род? Рода какого?
– А рода я женского! – Женька рассерженно сверкнула глазами. – Не трансвестит, не видно?
– Да мы видим, что женского, – ты нам другое поведай!
Где-то за мысом затрубил рог, и из-за излучины одно за другим показались суда. Женька ахнула: и в самом деле – ладьи! Такие, какие в школьных учебниках и на знаменитой картине Рериха «Заморские гости». Большие, в длину как четыре байды, а то и пять, с миндалевидными, вывешенными по бортам щитами.
– Целых пять штук! Ну, ни фига ж себе вы даете! – искренне восхищалась девушка. – Это ж без выходных, без праздников… А правда, что вы ничего современного не используете? Даже рубахи свои да плащи крапивой красите, дубом, корой?
– От крапивы – да, цвет зеленый, яко трава, – Тимота улыбчиво закивал. – От дуба коричневатый, а от жимолости – желтый. Ну а красный аль небесный – у нас в этаки цвета не красят, то в землях дальних, чужих.
– Здорово!
Качнув головой, Женька тут же поинтересовалась насчет своих незадачливых пильщиков – мол, не видели ли? Не забыла и о парнях в казанке спросить… Ни Тимота, ни дружок его Путятко вразумительно на вопросы сии не ответили. Просто дернули шеями, словно застоявшиеся кони – дескать, не, не видали.
– Ну и плохо, что не видали, – вздохнула девчонка. – Жаль. Ладно, сама поищу. Только можно я с вами во-он до того мыса доеду? Ну, на лодейке прокатите?
– То как воевода скажет.
Воевода. Ага. Женька мыкнула – ишь, как их тут главный держит. В ежовых рукавицах! Поди, сухой закон и никаких девок, прокатит такой на ладье, ага, жди-дожидайся. Да и черт с ним, и без ладьи обойтись можно – тут и пешком-то всего ничего.
Направляемые умелыми взмахами весел ладьи разом свернули к берегу и почти одновременно ткнулись носами в песок… совсем невдалеке от той самой кручи, где еще вчера…
Ладно, уж чего теперь вспоминать-то? Еще хорошо, что так все закончилось, а то б привезли в город в наручниках и с мигалкой.
Народ среди реконов – реконструкторов старины, именно так – реконы – их называла Женькина общежитская подруга, Ленка-Рогведа, – подобрался осанистый, сильный. Все молодые парни да мужики, девчонок было не видно.
С первой ладьи ловко соскочил на берег какой-то плечистый тип с длинными, как у гориллы, руками, низким покатым лбом и всклокоченной черной бородищей, тронутой многочисленными серебряными волосками. Старый, лет сорока, но жилистый, сильный. На типе сем были одеты широкие синие шаровары, заправленные в какие-то кожаные полусапоги-полулапти с обмотками, да длинная темно-зеленая рубаха с серебристым узорочьем по вороту, рукавам и подолу, да отороченная рыжеватым мехом шапка. Слева, на кожаном – через плечо – ремешке висел меч в сафьяновых, оплетенных ремешками ножнах.
Похожие мечи, как заметила Женька, здесь имелись у многих, но далеко не у всех: кто-то обходился коротким копьем, кто-то секирой, а кто-то и вообще – обитой железьем дубиною. Луки тоже были. Со стрелами.
Поспешно вскочив на ноги, сидевшие у костра парни, поклонясь, доложились:
– Ушицы готовы, дядько Довмысл.
– Готовы так готовы, – не спуская глаз с девушки, хмыкнул Довмысл (вот чей голос Женька слышала ночью в шатре). – Поснидаем, да в путь. Поднажмем, так завтра к вечеру в Альдейге-Ладоге будем… С тобой же, дева, посейчас и порешим! Идем-ка… для разговору.
Воевода нехорошо прищурился и, обернувшись, махнул рукой:
– Подмогните девке!
Тяка не успела и слова сказать, как спрыгнувшие с ладьи дюжие молодцы, подхватив ее под руки, потащили следом за старшим куда-то в лес… на опушку, подальше от всех прочих.
Напрасно девчонка возмущалась:
– Эй, мать вашу так! Куда вы меня тащите? А ну, отпустите… Отпустите, кому говорю?!
Женьку поставили на ноги вовсе не по ее просьбе, а по знаку недобро ухмыльнувшегося Довмысла.
– Ну? – Тяка сверкнула глазами. – И что вам от меня…
Довмысл – воевода чертов! – неожиданно ударил ее по щеке, не то чтобы сильно, но больно, впрочем, сбитая с ног Женька сразу же свалилась в траву, откуда ее вытащили все те же парни – воины, блин, недоделанные – и по приказу своего чокнутого вожака грубо сорвали с девчонки одежду. Джинсы рванули так, аж треснули, что уж говорить о белье!
– У-у-у! – силясь вырваться, завопила Тяка. – Помогите-е-е! Эй, кто-нибудь… Эй…
И снова нарвалась на удар! На этот раз – ногой в бок.
Больно было до ужаса, несчастная девчонка согнулась, заплакала:
– Сволочи-и-и-и…
