Театральная и Манежная площади через Воскресенскую сливались в единое целое с Красной площадью, откуда, после перепланировки территории вокруг Василия Блаженного (Покровского собора), освобожденной от построек Живорыбного ряда и окаймленной новыми Средними и Нижними рядами, открывался вид на Москворецкий мост и Заречье. Так удалось московским градостроителям первой трети XIX века, объединенным в Комиссию для строения Москвы, создать в центре ряд площадей, раскрывающих во всем блеске и величии красоту древнего Кремля, при этом не только не пожертвовав примечательными особенностями традиционной планировки, не потревожив любезный москвичам привычный облик города, но и сохранив чтимые и памятные постройки. Они умело и согласно вписали новые ансамбли в старый город.
Выдающееся значение деятельности Осипа Ивановича Бове в осуществлении градостроительных начинаний тех десятилетий нельзя переоценить. Именно его вмешательству и авторитету Москва обязана тем, что были отвергнуты проекты, предлагавшие рассечь центр города несколькими широкими «першпективами»: одна из них предполагалась от Манежной площади к Кудринской, другая должна была соединить Лубянскую площадь с набережной Москвы-реки. Подобные планы, отражающие непонимание их авторами органической связи между планировкой и естественным развитием старинных городов и пренебрежение к истории нации, выдвигались как в то время, так и позднее. Они, пожалуй, – то как неизбежное зло, а иногда как полезный стимул – сопутствуют градостроительству с его зарождения, с тех пор, как Нерон придумал сжечь Рим, чтобы воздвигнуть на его месте мерещившийся ему новый город. И счастье для народов, если участь дорогих, воплощающих всю их судьбу городов находится в руках таких талантливых, просвещенных и чутких к пониманию национального своеобразия специалистов, как унаследовавшие традиции казаковской школы Осип Бове и его коллеги.
Осипу Бове принадлежит проект и постройка ансамбля Первой градской больницы, определившего, вместе с соседней Голицынской больницей, построенной Казаковым, архитектурный облик Большой Калужской улицы (ныне Ленинского проспекта) .
Одной из его последних работ было сооружение у Тверской заставы (теперь площадь перед Белорусским вокзалом) Триумфальной арки с двумя павильонами кордегардий, соединенными с ней полукруглыми решетками. Этот торжественный ансамбль служил как бы парадными воротами для въезда в Москву со стороны Петербурга. Арка была воздвигнута в честь удачных походов русской армии в Закавказье во время русско-турецкой войны 1828 – 1829 годов, хотя ныне ее сооружение иногда приписывают памяти побед 1812 года. Открытие ее состоялось уже после смерти архитектора – 20 сентября 1834 года. Бове умер 15 июня того же года и похоронен на кладбище Донского монастыря.
Триумфальная арка у Тверской заставы. 1834 год
…Еще в 1818 году, подавая прошение о присвоении звания академика, Бове представил чертежи тридцати трех оригинальных построек, им самостоятельно выполненных. Всего ему принадлежит около полусотни зданий, среди которых такой совершенный образец классического стиля, как особняк Гагарина на Новинском бульваре (ул. Чайковского), разрушенный фашистской бомбой, ряд домов, построенных им для московских купцов, торговые помещения и несколько церквей. И всегда, что бы ни создавал Бове – общественное здание или частный особняк, – он мыслил его составной частью целого и подчинял планировочной системе города. В этом его огромная заслуга, и ему по праву принадлежит одно из ведущих мест в создании архитектурного облика Москвы: если была Москва казаковская, то можно с полным основанием говорить и о Москве архитектора Осипа Ивановича Бове.
Из истории старого Московского университета
Теперь, когда думаешь о времени основания Московского университета, кажется чудом, как при тогдашних обстоятельствах и порядках могло учредиться такое отвечающее национальным интересам начинание, причем столь прочное, что никакие позднейшие попытки власти не могли умалить его самостоятельность и истребить заложенные в нем идеи общенародного служения.
То были годы, когда вовсе свежа была память о бироновщине – сам герцог Курляндский еще дожидался своего часа в ярославской ссылке; когда после Миниха и Остермана всплыл авантюрист Лесток и был всесилен при русском дворе посол Людовика XV вкрадчивый маркиз де Шетарди; когда де сиянс академия была прочно в руках немецких ученых и немецких невежд; когда современники помнили уплывавший по весне с невским льдом Ледяной дом, в котором, на потеху царице и ее двору, игралась свадьба полузамерзшего придворного шута князя Голицына; помнили, как «Правительница России», непричесанная и неприбранная, с утра до вечера играла в дурачка в спальне со своими шутами, предоставив ненасытному временщику разорять поборами целые уезды и ее именем, по «слову и делу», расправляться с русскими людьми по подозрению в замыслах против его всевластия; когда, наконец, все непререкаемее утверждались сословные различия и власть роковых слов: «Быть по сему»…
В том, что именно в глухую пору, почитавшуюся некоторыми позднейшими историками «самым бедственным временем в истории русского государства», был основан «рассадник просвещения», как тогда выражались, открытый с первых дней для всех сословий, включая и податные (кроме крепостных, не получивших вольную), наделенный вольностями и начавший борьбу за самостоятельность и достоинство русской науки и русской мысли, во всем этом следует, думается, видеть проявление сил здоровой нации, самосознания, покоящегося на длительных преемственных связях с прошлым, достаточно прочных, чтобы выстоять лихолетье.
Возникновению Московского университета Россия обязана: Михаилу Васильевичу Ломоносову, Ивану Ивановичу Шувалову и Елизавете Петровне – последней русской царице на русском троне.
В наше время, если зайдет разговор о Московском университете, беседующие непременно представят себе поднявшиеся над городом шпили и башни своеобразного пятиглавия нового здания, оседлавшего Воробьевы (Ленинские) горы. И только потом вспомнят Старый университет, вытянувший величественные свои фасады против кремлевской стены на прежней Моховой улице. Однако здания, что мы видим теперь, воздвигнуты много спустя после даты основания Московского университета. Ею считается 12 января 1755 года, день, когда дочь Петра Великого подписала указ об открытии в Москве университета.
Указу предшествовала весьма длительная подготовка события. Уже 19 июля 1754 года Сенат получил доношение Ивана Ивановича Шувалова, пользовавшегося тогда большим влиянием у царицы, в котором он обосновывал необходимость открытия университета в России, чтобы избавиться от необходимости приглашать ученых и специалистов из-за рубежа. Сейчас может вызвать недоумение – почему первый в России университет было решено открыть в Москве, а не в Санкт-Петербурге, властно присваивавшем себе ведущее положение во всех областях деятельности?
Молодая столица не могла отнять у Москвы значения центра всей России, на что и указывал Шувалов в своем доношении. «…Великое число живущих в Москве дворян и разночинцев, положение ее в сердце Русского государства, а также дешевые средства к содержанию, обилие родства и знакомства у студентов и учеников, как и великое число домашних учителей, содержимых помещиками в Москве» – предрешали, по его мнению, выбор города. К тому же попытка открыть университет при Академии наук в Петербурге окончилась полной неудачей, которую Ломоносов отчасти правильно объяснял стремлением академической канцелярии не допускать к обучению разночинцев. Как бы то ни было, ограниченные цели онемеченной петербургской академии не отвечали общенациональным, почвы для создания в Петербурге просветительного учреждения не было, тогда как в Москве уже существовали предпосылки, сулившие успех предприятию. Одной из них было, бесспорно, существование открытой в конце XVII века Славяно-греко-латинской академии, заложившей подобие основ высшего образования: в ней преподавались «семена мудрости», под которыми разумелись в то время науки гражданские и духовные. И было это образование общедоступным: в академию принимали выходцев из посадских и крестьян. Обучались в ней помимо Ломоносова и другие видные деятели русского просвещения: достаточно назвать окончивших курс Славяно-греко-латинской академии Леонтия Магницкого, Василия Тредиаковского, Степана Крашенинникова, Антиоха Кантемира.
