— Но ведь этот дом… По сути дела он взят взаймы. Поверь, последние десять лету меня не было времени отдохнуть даже по болезни, в год я должен обязательно публиковать по одному роману… Если я этого не сделаю, то не смогу жить.
— И это говорит мужчина в возрасте девяноста пяти с лишним лет? Удивительно… Это говорит человек, который в школьные годы приходил в школу без бэнто
[8]
, отговариваясь тем, что его желудок не принимает пищу, человек, который во время спортивных занятий не мог удержать в руках ружье… Который полол траву в школьном дворе… Впрочем, я понимал, что ты не болен, а беден, что какой там бэнто, тебе просто постоянно нечего есть, и ты голоден…
Мне хотелось закрыть ладонью его рот и сказать: хватит! Но К. неудержимо продолжал болтать.
После окончания школы К. горячо уговаривал меня поступить вместе с ним на второе отделение педагогического училища в Сидзуоке… Он говорил, что обучение там бесплатное и, окончив его за два года, можно стать учителем.
Я отказался, сказав, что буду поступать в Первый лицей, а потом в университет, а когда он спрашивал, как же я буду платить за обучение, я всегда отвечал, что за меня будет платить Фудзи.
«Бедняжка! Он помешался — твердит, что будет поступать в Первый лицей, и верит, что за его обучение будет платить Фудзи, трудно ему… Говорят, что это результат слишком долгого голодания», — перешептывались мои друзья.
Как бы там ни было, К. тогда поступил на второе отделение педагогического училища, а я — в Первый лицей.
И теперь, через семьдесят с лишним лет, К. наслаждается счастливой старостью, а я, как будто у меня нет ни жизни, ни смерти, все одержим исполнением своего долга.
Интересная штука — человеческая жизнь.
Если кто-нибудь серьезно спрашивает меня: «В чем секрет долголетия?», я тоже серьезно отвечаю: «Постоянно жить впроголодь с младенчества до юности».
И все, недоверчиво глядя на меня, кажется, думают, что это шутка.
На самом деле это мой собственный опыт, — добавляю я, но никто не воспринимает мои слова всерьез.
Вообще-то говоря, даже мои дочери, как только заходит разговор о тех временах, когда я голодал, полагают, что это проповедь, а не реальный факт, поэтому я уже много лет не рассказывал об этом…
Да, вот что еще. Тот К., придя ко мне, задал мне нелепый вопрос:
— Послушай… Ты действительно смог получить деньги на учебу в Первом лицее от Фудзи?
— Конечно получил!
— У Фудзи?.. Правда?
— Да, получил деньги на учебу. У Фудзи.
— Каким образом Фудзи выдала тебе деньги на образование?
— А об этом ты спроси у Фудзи, она тебе ответит. Потому что Фудзи-сан жива, — рассмеялся я.
Но почему К. завел такой разговор? Может быть, таким образом мне давали знать, что я не отблагодарил тех людей, что оказывали мне благодеяния величиной с гору?
На самом деле Фудзи жива, с младых лет она всегда подбадривала, утешала, а иногда бранила меня.
Действительно, и когда я был дома, и когда ходил в школу, и когда купался в реке Каногаве, и когда меня посылали на гору Усибусэ за дровами, Фудзи, возвышаясь на севере, наблюдала за мной.
Я, выросший без родителей, считал ее своей матерью, все рассказывал ей, советовался с ней…
Окончив начальную школу, я, питая отвращение к рыбацкому труду, хотел продолжить образование в средней школе, но никто не поддерживал меня в этом, одна только Фудзи одобряла мое решение.
Закончив среднюю школу, я, по совету Фудзи мечтая поступить в Первый лицей и в Токийский университет, поехал в столицу, и тогда Фудзи часто вставала перед моими глазами, вдохновляя меня… Мало того, во Франции, когда я заболел туберкулезом и лечился в горах, она появлялась даже там, среди швейцарских гор, и дарила мне жизненную энергию.
Поистине, Фудзи-сан — моя великая благодетельница.
А я ни разу не вернул своего долга этой великой благодетельнице.
Я понял это, но, оглядываясь назад, вижу, что, и принимая от многих людей благодеяния, я никого не облагодетельствовал взамен.
Поэтому у меня возникло такое чувство, что будь поблизости пещера, я бы спрятался в нее от стыда, в то же время я вспомнил двух двоюродных сестер, с которыми рос вместе в ту пору моей юности, когда я чуть не умер от голода. Как-то они теперь поживают?
Я отправил им письмо, вложив в него некоторую сумму денег, с просьбой вдвоем отслужить заупокойную службу по их матери, которая была так добра ко мне. Адрес я нашел в своей старой адресной записной книжке… И еще написал благодарственное письмо К. «Это тоже благодаря вам», — написал я ему. Когда же я нашел его адрес в старой адресной книжке, оказалось, что он уже двадцать лет как умер…
«Идиот, идиот», — смеялись ангелы, и я сам тоже, присоединившись к их хору, смеялся над собой, повторяя: «Идиот! Идиот!», но вот странно — по моим щекам катились слезы.
«Утром встать, работать честно» — этот голос, кажется, звучал из-под земли. Я прижался ухом к земле и прислушался: «Ты соня, лентяй, копуша», — говорил этот голос…
Это впрямь обо мне, подумал я и тут увидел Жака.
— Ну что ты растерялся? Ты ведь в Небесном мире… Так что давай наслаждаться.
— В Небесном мире, говоришь?
— Ну да. Так как ты прибыл в Истинный мир, то я проводил тебя в парк… Это, кажется, очень хорошее место.
— Здорово! Это ведь сад цветов, не так ли… А, вон тот человек… Директор средней школы С., мой великий благодетель… Хорошо, что он встретился мне в таком месте. — С этими словами я собрался подойти к нему, однако Жак остановил меня:
— Кого бы мы ни встретили случайно, здесь не принято начинать разговор.
— Вот как! Жаль… Это мой благодетель… еще с тех времен, когда я голодал… Благодаря ему я смог выдержать экзамен в Первый лицей… И когда у меня не было денег, чтобы остановиться в токийской гостинице, по его рекомендации я бесплатно жил у его родственников… Не иметь возможности даже обменяться приветствиями при встрече со своим благодетелем… Как бы ни был прекрасен этот парк, он мне неинтересен…
— Ах, вот как! В таком случае уйдем?
— Да, я не могу находиться здесь… Мне надо поскорее вернуться в Мир явлений.
Он показал мне, как это сделать. Я вышел и увидел несколько десятков мужчин и женщин, поющих хором.
Я прислушался и понял, что это мои стихи «И жизнь, и смерть». Одна девушка из хора подошла ко мне и запела сопрано.
К моему удивлению, это оказалась моя дурацкая песня, в которой есть такие слова: «Верни благодеяния той поры, когда ты голодал!» — я расхохотался.
