— И вы, будучи близким другом симбасиры, открыто критиковали все это? Что же тогда сталось с вашей дружбой?
— В последнее время я много думал об этом. Видишь ли, это была не совсем обычная дружба. Сёдзэном владело тайное желание приобщить меня к Тэнри. Что касается меня, то, поскольку и мои родители, и многие мои родственники являлись адептами Тэнри, я отчасти рассчитывал на то, что, если симбасира сможет стать истинным наместником Бога на земле, все они спасутся… Да, это была странная дружба. Он всегда звонил мне сам, когда ему было удобно, и я шел к нему — тогда у меня было относительно много свободного времени. Мы часто уединялись в церкви, беседовали о Вероучительнице, о догматах учения, спорили… О нем говорили, что он падок на женщин, но я ничего такого не замечал. Правда, был один странный случай… Однажды он пригласил меня прийти к половине четвертого в одну токийскую церковь, я тут же вышел из дома и в три часа уже был там. Меня провели в гостиную, где симбасира отдыхал после дневной трапезы; когда я вошел, он лежал, положив голову на колени молодой женщине, в которой с первого же взгляда можно было признать гейшу, и она чистила ему уши. Мне стало неловко, а он, не поднимаясь, заговорил со мной: «А, Сэридзава-кун, садись сюда. Прочел твою „Вероучительницу“». Я сердито отвернулся, чтобы он понял: сейчас не самое лучшее время, чтобы говорить о Вероучительнице, потом, буркнув: «Об этом поговорим после», вышел из гостиной и отправился восвояси… Помню, он еще изо всех сил уговаривал меня устроить святилище Тэнри в моем доме, обещая взять все расходы на себя. Но я провел его по комнатам, уверяя, что у меня в доме нет места для святилища, и так и не согласился стать одним из его прихожан. В этом смысле дружба со мной ничего ему не принесла. Я же скорее потерял, чем обрел. Он звонил мне в любое время, требовал, чтобы я немедленно шел к нему, вел со мной беседы на самые разные темы — думаю, это помогало ему снять психологический стресс, ведь тогда, вопреки воле Бога-Родителя, он как раз был в процессе создания сёгуната Тэнри. Для меня же это было пустой тратой времени… Да, помню, как-то я рассказал ему, что, хотя наш дом и сгорел во время войны, книгохранилище не пострадало. Вскоре он вместе с господином Ю. из букинистического отдела магазина «Марудзэн» приехал на машине в мою жалкую лачугу на улице Мисюку и потребовал, чтобы я немедленно отвез его в книгохранилище и показал книги. Я повез их туда, открыл хранилище, и симбасира стал сам отбирать для себя старые книги. Он попросил отдать ему все ценные старинные издания, которые я собрал за годы своей стажировки во Франции, и приказал Ю. оценить их, потом велел отправить книги в библиотеку Тэнри и сказал, что деньги будут мне высланы позже. Спустя полторы недели Ю. прислал мне список взятых у меня книг, указав цену каждой. Там оказалось семьсот двадцать томов чрезвычайно дорогих изданий, поэтому общая сумма была колоссальной. Когда жена ее увидела, она обрадовалась, подумав, что на эти деньги мы сможем построить дом взамен сгоревшего, но прошел месяц, потом второй, а никаких денег от Тэнри не поступало. Я позвонил Ю., и он сказал, что все книги были доставлены на место и помещены в библиотеку, что касается денег, то они давно уже должны были быть переведены мне из Центра. Но сколько мы ни ждали, денег так и не было. «Говорят, Тэнри вымогает деньги у своих прихожан, но что-то я не слышала, чтобы деньги кому-то посылались. Наверное, нас просто приравняли к прихожанам», — печально вздохнула жена и распростилась с мечтой о новом доме, я же, пытаясь ее утешить, сказал: «Будем считать, что хранилище тоже сгорело». (Публикуя эти сведения, я решил их перепроверить и действительно нашел в своих бумагах список книг, составленный 26 ноября 1960 года букинистом «Марудзэна» Ю.) Потому-то я и говорю, что дружба с симбасирой принесла мне одни убытки, однако когда незадолго до смерти он пришел ко мне проститься и провел у меня целый день (я писал об этом в «Улыбке Бога»), мы с ним очень хорошо поговорили, и можно считать, что мы в расчете. У меня такое чувство, будто симбасира до сих пор живет во мне… Теперь-то я понимаю, что мы сблизились с ним в соответствии с замыслом Бога. К сожалению, я не оправдал Его ожиданий, ведь я не обратил внимания на то, что симбасира всеми силами пытается преобразовать учение Тэнри в учение Накаямы. И в этом моя вина перед Богом.
— А когда будут опубликованы эти критические заметки?
— Думаю, года через два или три, ведь помимо того, что я сейчас пишу, Бог-Родитель приказал мне написать еще две книги. Но возможно, к тому времени надобность в таких заметках отпадет.
Тут Каваиси поднялся и сказал:
— У меня такое чувство, будто ваша книга «Улыбка Бога» вдохнула в меня новую жизнь. Именно поэтому я набрался мужества и пришел к вам после такого большого перерыва. Я чувствую свою душу очистившейся и обновленной. Можно мне еще прийти к вам, пока я здесь?
— Конечно! Приходи хоть каждый день. Мы уже в таком возрасте, когда наши близкие один за другим отправляются к тому берегу…
Тут я тоже встал, собираясь проводить его до полдороги и заодно прогуляться, но почувствовал такую слабость в ногах, что еле добрел до ворот, опираясь на палку. Глядя ему вслед, я вдруг подумал: «Наверное, он хотел что-то мне рассказать, но не решился перебить меня…» Такой печальной показалась мне удаляющаяся фигура Каваиси.
Глава девятая
На следующее утро Каваиси, с которым мы долго беседовали накануне, снова постучал в ворота — я только что закончил завтракать и собирался навести порядок в прихожей, одновременно служившей мне кабинетом.
— Вчера я так спешил высказать вам свое восхищение по поводу «Улыбки Бога», что не сказал самого главного… Я всю ночь не мог уснуть и вот решился побеспокоить вас в столь ранний час, — сказал он.
Я сразу провел его в так называемый кабинет. Мы устроились на плетеных стульях друг против друга, но он казался смущенным и никак не мог начать.
— Наверное, в саду нам будет лучше, — в конце концов сказал я, и мы, каждый со своим стулом, вышли из дома и подошли к старому клену. Погода стояла тихая и ясная, в саду действительно было куда приятнее, чем в доме. Приложив ладонь к стволу клена и обменявшись с ним безмолвным приветствием, я сел на стул. Каваиси, очевидно заметивший мой жест, тут же сказал:
— Кстати, сэнсэй… Вчера мне хотелось поговорить с вами о любви… Вернее, не столько поговорить, сколько покаяться… Видите ли, я трижды перечитывал «Улыбку Бога» и только на третий раз понял, что это книга о великой любви Бога-Родителя к людям.
— Ну, откровенно говоря, о великой любви Бога-Родителя я еще только собираюсь писать… Это очень сложная тема. Живосущая Родительница часто указывает мне, что и как я должен писать. Но если я буду выполнять все ее требования, получится проповедь, к которой я как автор не имею никакого отношения. Поэтому в данный момент я в тупике и не чаю, как из него выбраться.
— В «Улыбке Бога» вы открыто об этом не писали, но чуткий читатель умеет читать между строк, не так ли?.. Ваш герой, от лица которого ведется повествование, в три года был брошен родителями, жил в совершенно диких условиях, умирал от дистрофии, чудом выжил. К тому же он мечтал поступить в среднюю школу, а это для него было столь же невозможно, как летать по небу без крыльев, но тут произошло новое чудо — каждый месяц кто-то стал присылать ему три иены, эти деньги словно свалились на него с неба, и он, не помня себя от счастья, поступил-таки в среднюю школу. Когда он, не пожелав стать рыбаком, сделал выбор в пользу школы, люди, у которых он жил, начали обращаться с ним как с нахлебником, они кормили его очень скудно, при этом еще и оговаривая, и он все время ходил голодным. Из тех трех иен, которые он получал ежемесячно, две иены он платил за уроки, тридцать сэнов составляли его взнос в школьный совет, остальные семьдесят шли на собственные нужды. Продержаться на эту сумму, продолжая учиться в средней школе, не представлялось возможным, и он уже был в отчаянии, но во второй класс он перешел с такими высокими оценками, что его как особенно перспективного ученика освободили от платы за уроки, в результате у него на руках оставалось уже две иены 70 сэнов, что дало ему возможность учиться дальше… Закончив среднюю школу, он тут же был принят в начальную школу учителем без звания, из десяти иен своего жалованья каждый месяц откладывал небольшую сумму и в июле уехал в Токио сдавать экзамены в Первый лицей. В сентябре он уволился из школы и переехал в Токио, где лет шесть перебивался кое-как, с трудом сводя концы с концами, учился сначала в вожделенном Первом лицее, потом в Токийском Императорском университете, после окончания которого избрал для себя стезю государственного чиновника, решив, что таким образом сможет принести больше пользы обществу. Через три года получил высший ранг, перед ним открылись большие перспективы, но он, усомнившись в карьере чиновника, бросил все и отправился во Францию учиться… Когда я читал эту книгу, в которой причудливый жизненный путь героя вырисовывался с такой естественной убедительностью, меня охватила смутная тревога…
