— Вы всегда были ко мне снисходительны, всегда хвалили меня… Даже давали рекомендательные письма к разным издателям… Но, увы, мои рукописи неизменно возвращались обратно, их не принимало ни одно издательство. Я продолжал писать и снова рассылал рукописи по издательствам. Их снова возвращали. Так продолжалось довольно долго, я это старательно скрывал от вас. Но однажды меня пригласил к себе главный редактор издательства А. Я пришел к нему, и он сказал, что прочел все мои произведения и они ему очень понравились. Но опубликовать их, к величайшему своему сожалению, он не может, потому что в настоящее время чистая лирика не пользуется спросом. Когда-нибудь мои стихи найдут своего читателя, но пока следует запастись терпением… Это, конечно, трудно, поэтому у него есть ко мне предложение. Как я отнесусь к тому, чтобы писать статьи на разные темы? О темах он позаботится сам, снабдит меня всеми необходимыми материалами, я же должен буду просто запечатлевать на бумаге свои размышления на заданную тему и раз в две недели представлять в издательство около тридцати страниц текста. Я, как последний дурак, вскочил с места и хотел уйти. Он с трудом удержал меня и стал уговаривать не отказываться сразу, а попробовать, хотя бы ради того, чтобы чем-нибудь занять себя. А как только возникнет возможность публиковать мои стихи, он сразу же это сделает на собственный страх и риск. Его уговоры на меня не подействовали, я просто трясся от ярости и в конце концов, сказав, что подумаю, откланялся…
Несколько дней я пребывал в отвратительном настроении, негодуя и возмущаясь, а потом вдруг решил, а почему бы не написать статейку, по крайней мере дам выход гневу… И уселся за письменный стол. Ну и написал страниц тридцать текста. Мне казалось, что я писал не сам, а моей рукой кто-то водил, мне осталось только выправить текст, поэтому вместо своей подписи я поставил под статьей два кружка и в таком виде отправил редактору.
— Эти кружки — твой псевдоним?
— Редактор тоже так спросил, а я ему на это ответил: «Поскольку статью писал не Макото Каваиси, псевдонимом это считать нельзя. Это настоящее имя автора». Тогда он переспросил: «Но ведь это написали вы?» — на что я ответил: «Кисть в руках держал действительно я, но текст написал не Макото Каваиси, так что если вас не устраивает автор с таким именем, можете выбросить рукопись в мусорную корзину.
Прочтите ее, и если она вам не подойдет, не возвращайте мне, а просто выбросьте». — «Ладно», — сказал он, и я сразу же ушел из редакции, решив предать все случившееся забвению. Спустя некоторое время мне прислали общественно-публицистический журнал, который выпускало это издательство, и я обнаружил там статью, под которой вместо подписи стояли два кружка. Я прочел статью как чужую, особого впечатления она на меня не произвела, и я быстро о ней забыл, но спустя некоторое время мне прислали срочное письмо с просьбой немедленно явиться к главному редактору издательства. «Почему бы не пойти?» — подумал я.
«Зная, что вы страшный педант и вообще человек тяжелый, я решил с вами посоветоваться, — сказал мне главный редактор. — Во-первых, на чей адрес прикажете посылать гонорар? Во-вторых, статья вызвала весьма одобрительные отклики, и мы на редакционном совете решили привлечь ее автора к активному сотрудничеству с нашим журналом. В ближайшее время я хочу заказать ему статью на новую тему и сейчас как раз ее обдумываю. В связи с этим, поскольку вы говорили, что будто бы ОО — не ваш псевдоним, я хочу определиться на будущее… В частности, мне хотелось бы знать, каким образом наше издательство должно связываться и вести переговоры с этим ОО?» — «Вы можете вести все переговоры со мной, — ответил я, — я буду представлять его интересы. Но обещайте держать их в тайне. Я хочу прожить жизнь, оставаясь поэтом Макото Каваиси. Раскрытие этой тайны для Макото Каваиси равносильно самоубийству. Ясно?» — «Ясно. Значит, все дела ОО мы можем вести через вас?» — «Да, я буду его доверенным лицом. Все ваши пожелания я непременно доведу до сведения ОО. И на всякий случай: если Макото Каваиси покончит с собой, то и ОО умрет вместе с ним». Вот так и получилось, что в течение многих лет я писал от чужого имени все эти дурацкие статьи. Я старательно скрывал свое авторство, продолжая мнить себя поэтом, и без зазрения совести обращался к вам за советами. Мне стыдно. После того как я стал нормальным живым человеком, я постоянно испытываю угрызения совести и говорю себе, что должен просить у вас прощения. Потому-то я и позволил себе отвлечься от нашего важного разговора… Мне хотелось попросить прощения за прошлое и поблагодарить вас за то, что в течение стольких лет вы были моим наставником…
Не вставая со стула, он склонил голову и сказал:
— Большое вам спасибо.
— Не за что. Скорее я должен благодарить тебя. Твои стихи со временем приобрели особенную пронзительность, у тебя выработался прекрасный литературный вкус, ты стал тонко разбираться во всех общественных явлениях, и всякий раз, когда ты приходил, я узнавал много нового, ты меня вдохновлял…
— Сэнсэй, я хотел бы еще сказать о слове…
— Да, это действительно очень важно.
— Полтора года тому назад под впечатлением «Улыбки Бога» я словно переродился на радость сыну и невестке. Но самое главное — я поверил в существование Великого Бога-Родителя. Мы стали часто говорить о Нем, нам доставляло удовольствие, обращаясь к вашим книгам, ощущать в них Его живое присутствие. Однажды, уже не помню когда, сын рассказал якобы услышанную от вас историю Сотворения Мира Богом-Родителем. Что когда — миллиарды лет тому назад — Бог-Родитель сотворил жизнь на Земле, Он даровал язык только людям, как возлюбленным чадам своим. Он хотел, чтобы они шептали друг другу слова любви, чтобы напоминали друг другу и себе самим о том, что счастливы. Услышав это, я вспомнил, как сказано в Евангелии: «В начале было Слово» — и понял, что и там речь идет именно о живом слове! Это открытие поразило меня, как гром среди ясного неба.
А я-то всегда признавал за истинные только слова, зафиксированные на бумаге! Я забыл о живом языке, на котором люди говорят друг с другом. А ведь именно его и даровал нам Бог-Родитель. Письменный же язык возник много позже, через десятки тысячелетий после появления на Земле людей. Сначала были изобретены знаки, потом, по прошествии еще многих лет, они стали сплетаться в тексты, в результате чего возник новый язык, отличный от изначально подаренного людям Богом-Родителем. И глупо было с моей стороны признавать настоящим только письменный язык.
Спустя несколько дней сын рассказал мне, что был у вас и вы говорили с ним о том, что печалит Бога-Родителя. А печалит Его то, что в последнее время японцы, возможно, потому, что слишком заняты, а может, потому, что сердца их очерствели, почти не разговаривают друг с другом — это касается и супружеских пар, и родителей с детьми. Несчастные живут как бессловесные животные: то ли, поглощенные работой, они забыли слова любви, то ли считают, что о любви можно и не говорить, мол, и так понятно… Если они и открывают иногда рот, чтобы что-то сказать, с их уст, как правило, срываются жалобы или упреки. К тому же, поскольку обычно они не говорят друг с другом, невысказанные мысли накапливаются в душе, и стоит одной жалобе вырваться, удержать их уже невозможно, все обиды разом выплескиваются наружу, человек забывает о чувствах собеседника и больно ранит его душу… Когда я это услышал, сердце мое готово было разорваться.
