Если мы обратимся к материальной стороне жизни, то, на основании лингвистических данных, мы вправе утверждать существование в Прибалтийской Руси достаточно развитого земледелия, способного оказать влияние как на образование названия соседнего балтского племени куршей, так и на прибалтийско-финские языки. Весьма вероятно, что в силу достаточной степени развития русы господствовали по крайней мере над частью соседних аборигенов. О подчиненном положении этой Руси части эстонских племен указывает как весьма раннее заимствование славянского слова суд, так и расположение Роталии в западной части современной Эстонии. О том, что господство это не ограничивалось исключительно приморскими областями, где сохранилась русская топонимика и ономастика, свидетельствует и эстонское предание о князе Руссипапе из Угаунии. Кроме того, Саксон Грамматик с самого начала описывает русов как морской народ, что подтверждается ранним заимствованием славянского слова ладья скандинавскими языками. Поскольку ими же было заимствовано из славянского и слово торг, которое также было заимствовано балтами и финно-уграми, равно как и из описания кораблей русов в морской битве с Фротоном Ш, названия Балтики как Венедского залива Птолемеем во II в. н.э., мы вправе заключить, что русы вели активную морскую торговлю на этом море. Можно предположить, что одним из предметов торговли русов был янтарь, о котором самое первое упоминание в арабской литературе первой половины IX в. говорит, что он есть «смола… происходящая от деревьев, растущих в стране славян». С тем, что Прибалтийская Русь располагалась на территории современной Латвии, стоит соотнести и тот факт, что в латышском языке название золота zelts отличается от его названия в родственных ему литовском и прусском языках, но зато совпадает со славянским названием этого металла. Подобное отличие не является единичным примером. В этой связи отметим еще один достаточно интересный лингвистический факт. В западной половине индоевропейского мира, а именно в италийских, кельтских и германских языках, родственные слова типа ирл. tflath, умбр, toto, гот. piuda обозначали такое важное понятие, как «народ». Весьма показательно, что именно из однокорневой с ними др.-в.-нем. формы deot развилось самоназвание немцев как в форме deutsch, так и в форме Teutoni. По мнению лингвистов, современное русское слово чужой, восходящее к праслав. tjudjo, является ранним заимствованием из германского. Поскольку для славян германцы были чужим народом, их самоназвание в славянском языке и превратилось в прилагательное со значением «чужой». В этом отношении весьма показательно, что латышское tauta также обозначает «чужой народ», в то время как значение этого корня в других балтских языках соответствует западноевропейским: лит. tauta, «народ, племя», прусск. tauto, «страна»
{140}. Следование латышского языка за славянским в этом достаточно важном обозначении вопреки остальным балтским языкам опять-таки указывает на весьма тесные контакты предков латышей и славян.
Для защиты от набегов строились городища, описываемые Саксоном Грамматиком как города, одно из которых было настолько хорошо укреплено, что Фротон I смог взять его лишь с помощью хитрости. Безусловно, на основании данных археологии можно было бы нарисовать гораздо более подробную картину, однако, поскольку сведения «Деяний данов» были фактически проигнорированы отечественной наукой, поиск археологических древностей Прибалтийской Руси практически не велся, а все открытые в данном регионе памятники материальной культуры автоматически приписывались финно-уграм или балтам. Очевидно, что когда что-то не ищешь, то тогда ничего, как правило, и не находишь. Примерно аналогичная картина существовала и с венедами Генриха Латвийского, пока В.В. Седов не выделил целый ряд присущих славянам в средневековой Прибалтике археологических черт, до этого полностью игнорировавшихся другими исследователями. Теперь перед археологами стоит задача выделения из общего числа прибалтийских древностей тех, которые соответствуют Руси, описанной Саксоном Грамматиком. От ее решения зависит определение территории Прибалтийской Руси.
Когда Прибалтийская Русь снова появляется на страницах «Деяний данов» при описании событий гуннской эпохи, упоминаются флоты шести королей, из которых по имени называются только два. Примечательно, что хоть из дальнейшего описания Олимар и выглядит наиболее значимым из них, однако хронист уже ничего не говорит о его верховенстве над остальными правителями русов и, в отличие от Траннона, не характеризует его как «самовластна». Вполне вероятно, что все это говорит о некоем ослаблении единой верховной власти в Прибалтийской Руси. Выше уже было показано, что в союзе русов с гуннами не было ничего невозможного и подобное же объединение сухопутных сил кочевников с морскими силами славян при нападении на Константинополь было письменно зафиксировано уже в аварскую эпоху. Нечего говорить, что размеры этих флотов, равно как и масштаб битв на суше и на море, были весьма сильно преувеличины датскими сагами. Из весьма странного сообщения Саксона Грамматика о воспитании единственного сына Фротона III на Руси, равно как и сообщения немецких генеалогий о браке Олимара-Алимера с королевой Рюгена Идой, следует вывод о продвижении русов на запад Балтийского моря, чему даны, судя по всему, обязались не препятствовать. Об этом же переселении на запад свидетельствует как упоминание трех русских рек в «Деяниях данов», так и отмеченная близость антропологических типов славян на территории Мекленбурга и Померании с населением Курземе в Латвии. Последнее обстоятельство может быть объяснено не только переселением славян с территории Германии в Прибалтику, но и их первоначальным переселением в противоположном направлении. Насколько мы можем судить, значительная часть Прибалтийской Руси вместе со своими правителями переселилась на запад. Более поздние источники отмечают весьма развитую княжескую власть у западных славян, а Саксон Грамматик в своем дальнейшем описании Прибалтийской Руси уже не называет ее правителей царями или королями (лат. гех). При описании похода на восток Старкатера, тогдашний правитель рутенов Флокк именуется датским хронистом уже не рексом, а гораздо более скромным титулом «предводителя» — principem. О слабости местной власти говорит и то, что примерно тогда же на Руси безнаказанно злодействует разбойник Висин. Когда впоследствии русы опустошают Данию, возглавляет их не король, а морской разбойник Рот. Затем в связи с Хальданом упоминается о войне между русами и шведами. Если королем последних называется Альвер, то ни о каком правителе русов не говорится, что также достаточно показательно. Все эти факты в своей совокупности явно свидетельствуют об исчезновении в Прибалтийской Руси центральной королевской власти. Этому выводу как будто противоречит последнее сообщение о Регнальде, внуке Ратибора, бывшего телохранителем у конунга Оле, наряду с семью королями. Однако из сопоставления Саксона Грамматика с более поздними сагами можно заключить, что дед его был конунгом Гардарики, то есть знакомой скандинавам средневековой Северной Руси в землях будущего Новгорода, а не собственно Руси Прибалтийской.
После того как какая-то часть русов переселяется на территорию современной Германии, через какое-то время в Прибалтике в VI–VII вв. появляется новая волна славянских переселенцев — носителей антских фибул. Когда же начались столкновения с империей Карла Великого, а затем и немецкий «Дранг нах остен» на земли западных славян, в этот же регион, по всей видимости, произошло очередное переселение отдельных групп славян. Вполне вероятно, что эти новые переселенцы предпочитали селиться среди родственных по крови и языку соплеменников, а не чуждых финно-угорских и балтских племен. Таким образом, в конечном итоге в Восточной Прибалтике проживало уже не чисто русское, а достаточно смешанное между собой славянское население, в результате чего в Средневековье соседние племена называют их уже не собственно русами, венедами.
