Следует отметить, что скифы, еще одна группа ираноязычных кочевников, обитавших в Северном Причерноморье, также знали своего солнечного владыку — Колоксая. Сведениям о нем мы обязаны все тому же любознательному Геродоту, разузнавшему и записавшему бытовавшее о нем предание: «По рассказам скифов, народ их — моложе всех. А произошел он таким образом. Первым жителем этой еще необитаемой тогда страны был человек по имени Таргитай. Родителями этого Таргитая, как говорят скифы, были Зевс и дочь реки Борисфена (я этому, конечно, не верю, несмотря на их утверждения). Такого рода был Таргитай, а у него было трое сыновей: Липоксаис, Арпоксаис и самый младший — Колоксаис. В их царствование на Скифскую землю с неба упали золотые предметы: плуг, ярмо, секира и чаша. Первым увидел эти вещи старший брат. Едва он подошел, чтобы поднять их, как золото запылало. Тогда он отступил, и приблизился второй брат, и опять золото было объято пламенем. Так жар пылающего золота отогнал обоих братьев, но когда подошел третий, младший, брат, пламя погасло и он отнес золото к себе в дом. Поэтому старшие братья согласились отдать царство младшему.
Так вот, от Липоксаиса, как говорят, произошло скифское племя, называемое авхатами, от среднего брата — племя катиаров и траспиев, а от младшего из братьев — царя — племя паралатов. Все племена вместе называются сколотами, т. е. царскими. Эллины же зовут их скифами. Так рассказывают скифы о происхождении своего народа»
[573]
. Согласно этой версии мифа, скифы произошли в результате союза бога неба и дочери водного божества. Таргитай, первый человек, олицетворял собой весь видимый мир. Во второй части имен всех его сыновей отчетливо прослеживается индоиранский корень «ксай» — «царь», а что касается первой части их имен, то они означают соответственно «гора», «(водная) глубина» и «солнце», т. е. в совокупности образуют собой трехчастную структуру физического мира по вертикали. Главенство среди трех братьев-царей позволяют выявить упавшие с неба чудесные предметы. Как неоднократно отмечали исследователи скифской мифологии, в своей совокупности золотые вещи символизируют собой три сословия: ярмо с плугом являются орудиями труда земледельцев, секира — оружием воинов, а чаша — принадлежностью жрецов. Подобная семантика предметов подкрепляется и названиями племен, произошедших от каждого из братьев. Паралаты, потомки Колоксая, — это военная аристократия, гентически родственная Парадатам, первой царской династии в Иране, речь о которой идет еще в «Авесте». Детально исследовавший мифологию этих ираноязычных кочевников Д.С. Раевский приходит к следующему выводу в интересующей нас области: «.. можно говорить о существовании в Скифии представления о солярной природе личности царя»
[574]
.
Приведенные выше примеры показывают, что «в начале времен», сразу после возникновения человечества, верховная власть в Индии принадлежала Ману, в Иране — Йиме, а у скифов — Колоксаю. Первые два являлись сыновьями бога солнца Вивасвата-Вивахванта, а Колоксай, как это видно из его имени, сам символизировал собой дневное светило. Поскольку точно таким же верховным правителем «в начале времен» у славян был Мажек, мы вправе говорить о возникновении данного мифа в эпоху единства народов восточной половины индоевропейского мира.
Интересно отметить, что некоторые варианты купальского мифа об Иване-да-Марье указывают на происхождение брата и сестры примерно из того же региона, где и находилось первоцарство волынян. В приведенных в седьмой главе украинском и белорусском вариантах главные персонажи называются Карпянка-Карпович и Краковна-Кракович. На то, что это не было случайностью, указывает еще один вариант купальской песни:
А воскресенье венчали,
В понедельник спать клали.
Стал пытать детина,
Якого роду девчина.
«Я с Киева войтовна,
По батюшке Карповна!»
Стала пытать девчина,
Якого рода детина:
«Я с Киева войтович,
По батюшке Карпович!»
[575]
Для нас интересно наименование брата и сестры, отличающееся в украинской и белорусской традиции от общераспространенного Ивана и Марьи. Весьма вероятно, что имена Карпович-Карповна или Карпянка указывают нам на Карпатские горы, на тот ареал, где зародилось данное предание. Что касается варианта с Краковичем и Краковной, то и это имя указывает нам на тот же географический регион, поскольку, по свидетельству арабских средневековых географов, Карпаты в древности назывались также «краковскими горами».
Как было показано выше, еще со времен матриархата человек, на протяжении всей своей жизни от рождения и до смерти, соотносился с земной растительностью. Именно на этом, чрезвычайно древнем, представлении и был основан миф об Иване и Марье. Однако именно с этой растительной символикой связано и само значение названия Волыни, этого первоцарства славян. В основе названия данного региона лежит индоевропейский корень uel, который В.В. Иванов и В.Н. Топоров сближают с такими родственными понятиями, как хет. uellu — «пастбище», uelluua pai — «идти на пастбище» (в смысле «умереть, перейти на тот свет»), др. — греч. Ηλυσιον πεδιον —«Елисейские поля», исл. Valhall — «жилище воинов, павших на поле боя», валл. gwellt, корн, gwels — «трава», др. — ирл. gelim — «пасусь»
[576]
. Как видим, чисто этимологически название первого славянского протогосударства тесно связано с образами травы, пастбища и загробного мира, что нельзя не сопоставить с зафиксированной в том же регионе легендой о превращении брата и сестры в растения, которой, как было показано выше, предшествовал миф о возникновении первой человеческой пары из растения. Все эти независимые друг от друга примеры указывают нам на то, что как предание о возникновении из цветов Ивана-да-Марьи, так и миф о царе волынян Мажеке ведут свое происхождение из Карпато-Волынского региона и, по всей видимости, связаны между собой.»
Глава 17. Свет и Тень: включение растительного мифа в контекст солнечного
Индийская традиция показывает, как представление о первой паре, совершившей инцест, оказывается объединено с мифом о сыне бога солнца — первом царе-родоначальнике человечества.
Оба мифа оказываются включенными в солнечный контекст, поскольку как Яма с Ями, так и Ману являются детьми Вивасвата. В иранской традиции наряду с мифом о сыне Вивахванта Ииме также есть миф об инцесте Машйа и Машйане (Мартйа и Мартйанг), однако солнечное начало у этой пары выражено крайне слабо. Если обратиться к славянской традиции, то в ней, как и в индийской, мы видим следы включения мотива об инцесте первой человеческой нары в солнечный миф, что также подчеркивает внутреннюю связь между преданиями об Иване-да-Марье и Мажеке.
