Теперь, в 21 год от роду, он, совсем еще молодой человек, имел молодую жену и – недостаток денег. Молодожены жили в общежитии для женатых пар в Калифорнии. Бетти работала, чтобы поддерживать их обоих, а Гордон в это время учился. Он заработал свою степень бакалавра химии в 1950 году с достаточным отличием, чтобы стать одним из аспирантов. Шериф Мур, всегда позволявший сыну жить своей собственной жизнью, впервые решил вмешаться в размышления сына о будущем. Он предложил Гордону пойти учиться медицине. Но становиться врачом Гордону было неинтересно. Вместо этого он выбрал Калифорнийский технологический институт (Калтех). Молодая пара сделала самый решительный поступок в своей жизни на тот момент. Гордон вспоминал – с его обычной точностью: «Я говорил, что я никогда не был на востоке – в Рино, Невада, пока не закончил школу… Затем я узнал, что Пасадина, оказывается, расположена восточнее Рино. Но раз уж Рино – за пределами штата, то все равно столь далеко на востоке я еще не был».
В Калтехе Гордон расцвел. «Пляжный мальчик» всегда был известен своим умом; но теперь, в самом именитом научном институте на всем западе США, стало ясно, насколько он действительно был умен. Через четыре года после приезда в Пасадину Гордон получил докторскую степень по химии и частично по физике. Это было идеальной комбинацией для нового (бурно распространяющегося) мира полупроводников.
Наверное, решив удовлетворить амбиции отца (желавшего, чтобы сын учился на доктора), Гордон добавил «доктор» (д-р) в начале своего имени, как оно и было с этих самых пор. Заметим, что большинство других PhD в Долине, включая Нойса и Гроува, не использовали этот почетный титул постоянно.
Описывая свою жизнь в Калтехе, Мур говорил (с присущей ему скромностью): «Мне повезло. У меня была хорошая тема диссертации и профессор, не настаивающий на том, чтобы его аспиранты держались поблизости слишком долго». В то же время Бетти, после короткого срока службы в Consolidated Engineering Corp. в сфере связей с общественностью, нашла пристойную работу в Ford Foundation (Фонде Форда).
Но теперь Мур и его жена должны были принять новое решение. Мур: «Трудно поверить, но все это время в Калифорнии действительно невозможно было сыскать хорошую технологическую работу. Мне пришлось отправиться на восток, чтобы найти такую работу, которую я посчитал соизмеримой с полученным образованием». Гордон и Бетти, проявив силу духа, направились в Мэриленд, где их ждала работа в лаборатории физики полета ВМФ Университета Джонса Хопкинса.
Это была хорошая и интересная работа, большая часть которой состояла в разработке новых технологий ракет. Лучше всего было то, что значительная часть исследований Гордона касалась электронных систем телеметрии, «так что это позволило мне заниматься вещами, достаточно близко связанными с теми, о которых писал в диссертации».
Но уже на второй год Муры были готовы вернуться домой. Как обычно, Гордон позже предложил объяснение, в котором соединились умаление собственной значимости и точность: «Я вдруг понял, что считаю стоимость слов в статьях, которые мы публикуем, и интересуюсь тем, получает ли налогоплательщик что-то достаточно ценное для того, чтобы платить за это по 5 долларов за слово. В любом случае я не думал, что многие люди читают эти статьи. Так что я решил, что мне следует заняться чем-то более практическим, – и, честно говоря, захотел вернуться в Калифорнию. Мне понравилось жить на востоке пару лет, но я действительно подумал, что мне гораздо больше нравится Область залива».
Но предварительный поиск работы много не обещал. В Южной Калифорнии был набор в Hughes Aircraft, но в той области, к которой Гордон не питал большого интереса. В Области залива он присмотрелся к паре нефтяных компаний, принимающих работников в свои лаборатории, «но и к ним я не испытывал влечения».
Гораздо интереснее представлялась компания General Electric, на тот момент соперник Bell Labs по качеству исследований физики твердого тела. Но GE не захотела принять Гордона на эту работу. Вместо этого они предложили, чтобы Мур исследовал атомную энергию. «Я этим сильно не интересовался».
Теряя надежду, Гордон попытался поступить на работу в Lawrence Livermore Laboratory, которая имела сильную связь с альма-матер Мура, Калтехом. Это многое говорит о том, как отчаянно он хотел вернуться в Калифорнию, потому что, отказавшись от GE Nuclear, теперь уже он проявил готовность работать в исследованиях ядерного оружия. Lawrence Livermore ему такую работу предложила, но, хорошо подумав, в итоге Мур отказался и от нее. Все же были пределы того, на что он готов, чтобы вернуться домой.
К счастью для него и для Бетти, в тот момент существовал и другой тоскующий по дому калифорниец. И ему не нужно было искать работу; он планировал создать ее для себя самостоятельно. И, так как он был величайшим прикладным ученым на планете, Уильям Шокли убедил GE позволить ему посмотреть информацию о соискателях, которым GE делала предложения, но которые ей отказали.
Одно имя выделялось среди остальных: Гордон Мур. Вряд ли Шокли знал что-нибудь о Муре, так как молодой человек занимался в основном разработкой ракет. Но, несмотря на все свои недостатки, Шокли обладал особым даром в чтении резюме и биографических справок, и он быстро увидел в Гордоне выдающийся талант. Более того, по счастливой случайности Шокли также искал химика, ибо именно химики были особенно полезными, когда он работал в Bell Labs.
«Так что как-то вечером он мне позвонил. Это было началом моих контактов с Шокли и кремнием».
Гордон и Бетти собрались быстро и (как выяснилось – в последний раз) отправились на запад. Они прибыли в понедельник. Гордон официально принял 18-й номер работника Shockley Transistor. Вскоре он узнал, что другой новый работник, Роберт Нойс, прибывший в прошлую пятницу, был работником номер 17. Мур: «Мне всегда было интересно, что было бы, если б я приехал быстрее и оказался у Шокли в четверг».
Как вспоминал Гордон, Нойс был выдающимся сотрудником с самого начала. Не благодаря своему интеллекту – каждый, кого нанял Шокли, был угрожающе гениален, – а благодаря своему опыту: «Боб был единственным в группе, кто обладал значительным опытом работы с полупроводниками до Shockley. Я же вообще плохо представлял, что такое полупроводник…
Боб пришел с гораздо более определенным знанием, чем мы, да и в любом случае он был потрясающим парнем».
Конечно, вначале они испытывали страстное желание произвести хорошее впечатление на их нового знаменитого босса. Однако не так уж и много времени прошло до того момента, как Шокли стал провоцировать их отчуждение. Привычным запасом вежливости он не располагал: «Я не думаю, что «тирания» начала обволакивать Шокли. Он был сложным человеком. Он был очень соперничающим и конкурировал даже с людьми, которые работали на него самого. Мой любительский диагноз – он был параноиком, и он воспринимал все так, будто происходившее вокруг него было специально направлено на разрушение Шокли тем или иным путем. Комбинация была разрушительной».
Последней каплей для Мура, как и для всех остальных членов Вероломной Восьмерки, было решение Шокли (после нескольких небольших инцидентов в лаборатории) ввести программу прохождения сотрудниками тестов на детекторе лжи. Современные читатели часто поражаются этому, считают Шокли человеком, сделавшим непростительное. На самом деле детекторы лжи были в порядке вещей как криминалистический инструмент той эпохи и широко распространились в американской индустрии. Однако молодые звезды в Shockley Transistor считали это неприемлемым. Для них это устройство было деспотичным, карательным, мелочным и, что хуже всего, постоянным. Мур: «Бунт на «Кейне» был популярен примерно в то время, и мы видели аналогию между Куигом (командиром эсминца «Кейн», проявившим признаки паранойи) и Шокли».
