Из этих троих самое большое влияние на личность Энди и его мировоззрение оказал Шмидт. Оглядываясь назад, Гроув говорил, что Шмидт научил его «стойкости» и «обладал бесцеремонным, не признающим глупости характером, который я без труда перенял. Вежливые люди критиковали такое поведение, но Шмидт его практиковал. Я подумал, что раз он может, то и я могу». Он также сказал: «Гарри отправлял меня в гидродинамику, когда Шмидт превращал меня в засранца». Многие сотрудники Intel и конкуренты говорят, что он слишком хорошо освоил последнее.
После выпускного экзамена, летом 1960 года, молодая пара собрала чемоданы и уехала на запад. Энди был принят в аспирантуру в Беркли, и, помимо того, его ждала работа на лето в Химической компании Штауффера, расположенной в нескольких километрах от студенческого городка. Место работы оказалось ужасным – по словам Энди, «жалкое» и «запущенное» место, а сама работа – скучная и бессмысленная. Еще хуже было отношение работников. «Один случай мне запомнился и сильно повлиял на меня как на будущего менеджера. Люди работали по субботам… И я обнаружил, что они сидят и сплетничают, посматривая в окно, чтобы увидеть, когда последний из начальников уедет. Через несколько минут после того, как последний из них уезжал, офис становился пустым. Все сваливали».
[218]
Такое описание работы в Intel не получилось бы ни у кого, уж Энди сделал для этого все.
Занятия начались осенью того года, и Энди, блестяще окончив университет в Нью-Йорке, с ужасом обнаружил, что он снова не справляется с нагрузкой, что он – на грани вылета из аспирантуры. Ситуация аховая: он пытается понять, что говорит преподаватель, а все остальные студенты спокойно записывают за ним, будто материал совершенно прост.
Потом, когда отчаяние приближалось к пику, произошла неожиданная вещь. Как он ни пытался, Энди понял, что не видит логики в том, что написано на доске. Он поднял руку и задал вопрос. Профессор остановился, посмотрел на то, что написал, и обнаружил ошибку. Он вернулся и исправил ее. И Энди наблюдал за тем, как остальные студенты исправили ошибку в своих записях в той же манере.
Для Гроува это стало прозрением, «потому что я обнаружил, что эти жабы не умнее меня. Им просто не хватало смелости высказаться. Да и к черту их».
Такое понимание позволило Энди стать лучшим студентом в Беркли, каким он был в Нью-Йорке до этого. Но это имело и обратную сторону – интеллектуальную надменность Эндрю Гроува. Практически невозможно представить, чтобы Боб Нойс или Гордон Мур с презрением называли своих старательных и напуганных одногруппников «жабами». Как многие замечали в Энди Гроуве, бизнес-титане, он не умел хвалить людей в привычной нам манере; хвала и почести обязательно сопровождались какой-нибудь оценкой.
Хоть и трудно представить Энди Гроува, который кому-то подчиняется, снова, теперь в Беркли, он нашел наставника. На этот раз им стал его научный руководитель Энди Акривос. Это был не только почетный академик, но и единственный профессор в Калифорнии, который мог чему-то научить Гроува в области гидродинамики. Двое мужчин стали близкими друзьями. Именно Акривос придумал специальный учебный план для Гроува, чтобы у того постоянно было стремление идти выше.
Когда настало время сдавать тезисы, Гроув выбрал не такую тему диссертации, которая бы обеспечила ему стопроцентную сдачу. Он решил затронуть самый сложный вопрос в гидродинамике, который являлся парадоксом в данной области уже более столетия. Другой аспирант в этом университете работал над этой проблемой в течение пяти лет и… сдался.
Энди бесстрашно взялся за этот парадокс, отбрасывая все эксперименты, который ставились до него и определяя их как «любительские». «Мне нравится ставить эксперименты, – писал он позднее. – Мне не нравится поверхностное изучение. Разница большая… Я бросил вызов всем убеждениям, которые лежали в основе моей темы… и предложил решение типа гордиева узла, которое противоречило классическим убеждениям. Я имел мужество понять… что эксперимент подразумевал. У меня был научный руководитель (Акривос), который, после приложения достаточного количества усилий, поверил моим данным».
[219]
Диссертация Гроува послужила основой для создания четырех важных научных работ, которые он написал вместе с Акривосом, две из них были опубликованы в главном журнале в этой области. Гроув сказал в одном из интервью: «Это будет звучать ужасно, но тезисы – просто великолепны».
В перерыве между получением степени и определением с выбором карьеры Энди преподавал на кафедре химической инженерии в своем университете. К тому моменту учебное заведение (за четыре года его обучения) сильно изменилось. И ему вскоре стало трудно преподавать, когда в университетском городке зарождалось «движение свободы слова». Однажды Энди пытался пробраться к своему кабинету сквозь толпу, когда там проводилась «одна огромная студенческая забастовка».
Идя по территории университетского городка, Гроув все больше и больше бесился. Он думал о том, что если «эти сволочи не появятся», то он даст им внеплановый тест, – он даже придумывал вопросы по дороге и представлял, как поставит всем нули. «Я шел по пустому кампусу и нигде не видел студентов, что меня приводило в бешенство. Я вошел в здание, где находился мой кабинет, и настежь раскрыл дверь в гневе, а там – сидел весь мой класс, спокойно сидел на своих местах, ожидая меня».
[220]
Студенты оказались в кабинете из чувства уважения к Гроуву? Из-за страха? Здесь можно увидеть часть юмористической стороны Энди – ту его часть, которая не получает достаточного внимания: он пришел к выводу, что класс появился потому, что «инженеры всегда на своей волне. Они думали о своем обучении и говорили: “К черту все остальное”».
Несмотря на признание, которым он наслаждался в академическом мире, Энди решил, что этот мир не мог ему предоставить ни перспектив развития, ни той власти, к которым он стремился. Не менее важным был тот факт, что жизнь профессора не обеспечила бы его такими доходами, которые позволили бы ему хорошо жить в районе Бэй-Эриа, завести семью и, в первую очередь, вывезти родителей из Венгрии. Поэтому он начал искать работу, связанную с коммерцией. Как он обнаружил на летних подработках, работа в области гидродинамики была удивительно неинтересной. И когда коллега посоветовал ему заняться физикой твердых тел, Энди моментально переключился на эту область.
Хоть это и кажется малообещающей сменой научных областей, в реальности – часто забытой даже учеными из сферы Кремниевой долины – полупроводники больше относятся к химии, принимая во внимание процесс создания весьма сложных приборов из элементарных материалов. Все остальное – электроника, компоновка, написание кодов и программирование – идет после. Помимо того, Энди не считал такое переключение на другую область пугающим. Более того, он считал, что его диссертация относилась к прикладной физике не меньше, чем к химии.
К сожалению, не все фирмы, в которые он пытался устроиться, принимали его, и в тех, которые соглашались провести собеседование, мешал его агрессивный характер. «Мое образование не подходило. Кроме того, мой характер либо нравится людям, либо нет, поэтому он тоже не играл мне на руку».
