Сысоевы же встряхивались, вытирали физиономии от брызг – и продолжали общаться как ни в чем не бывало. Вон Алевтина: только что обвинила Сашу в покушении на ее мужа и уже просит передать грибочки.
– Смогу я сказать сегодня тост за нас с Галкой? – рассердился Олег. – И закончим на этом торжественную часть.
Галка посмотрела на Сашу. Саша посмотрела на Галку. На лицах обеих подруг явственно выразилось: «Неужели?!»
Один-единственный тост – и все? Галка прошла инициацию? С честью выдержала испытание?
«Можно откапывать старушку?»
– Не можешь! – пробасил кто-то.
Закрутили головами, завертели, нахмурились. Кто это сказал, кто?
– Не можешь! – зычным басом повторили из-за стола, и стало ясно, что это Пахом Федорович.
Подождали, не последуют ли за этим вступлением стихотворные строки. Но вскоре стало ясно, что старец неожиданно переключился на прозу.
– Почему не могу, Пахом Федорович? – оторопело спросил Олег. Его, как и остальных членов семьи Сысоевых, относительно связная речь патриарха повергла в изумление.
Старец подвигал кадыком и веско уронил:
– Нет ее.
– Кого ее?
– Аграфены.
– Кого?!
– Матрены.
– Ну уж ему-то не наливали! – шепотом взмолилась Нина.
– Лукерьи! – рявкнул почтенный старец. – Почем мне знать, как ее зовут, эту вошь!
Все дружно посмотрели на макушку Пахома Федоровича, словно ожидая увидеть там дерзкое членистоногое, явившееся на торжество инкогнито.
– Эту блоху, жабенку эту прыгучую, – продолжал цепочку старец. – Кошку драную, бесхвостую, подзаборную. Шмыгает везде, падла… Не углядишь!
На лице Риты Сысоевой первой отразилось понимание. Кто вечно носился вокруг Пахома Федоровича, создавая у него иллюзию беспрестанного стремительного движения и покусывания?
– Елизавету, – слабо выдохнула она.
– Елизавету! – обрадовался патриарх. – Где она?
Все огляделись. Особенно тщательно оглядывались Саша с Галкой.
– Нету ее! – Алевтина недовольно отправила в рот гриб.
– Гуляет, – подтвердила Нина.
– Сплетни собирает! – хрипло квакнула Рита.
– Грибы… – прошептала Исаева.
– А должна быть!
– Ну нету, Пахом Федорович! – взмолилась Нина.
– А давайте ее позовем! – прорезалась долго молчащая Кристина. – Е-лоч-ка! – вдохновенно проскандировала она. – Заж-гись!
Сашу бросило в холодный пот. К ее удивлению, Рита Сысоева тоже выглядела не лучшим образом.
– Не надо зажигаться, – слабым голосом попросила Исаева.
– Нету – да и пес с ней! – твердо подытожил Григорий.
Саша взглянула на дядю Гришу с благодарностью. Как она раньше не замечала, сколько скрытой мужественности и привлекательности в этом человеке?
И тут Пахом Федорович обрушил на столешницу кулак. Эффект был такой, словно неподалеку упал фонарный столб.
– Я те дам пса! – прогремел он. – Одни мы с ней! От нашего, значит, поколения! Почти в могиле! Одной ногой!
«А некоторые уже и двумя», – отрешенно подумала Саша.
Судя по выражению лица Галки, ей пришла в голову та же мысль.
– Я тут! – продолжал возмущаться старец. – Она там!
«Поменять бы вас местами, Пахом Федорович».
– Благословения не дам! Может, она у вас уже давно в ящике! Девять на двенадцать!
«С наивной подписью «На память», – про себя прошептала Саша.
– Ну что вы такое говорите, Пахом Федорович! – огорчился Петруша.
Но старец понес уже полную чепуху о том, что может, уже и похоронили, а ему не сказали, и вот теперь празднуют, но он должен убедиться, иначе – шиш им всем.
Три женщины холодели с каждым его словом. Ибо околесица патриарха представлялась таковой только людям, не знакомым с истинным положением дел.
– Пить буду! – завершил Пахом Федорович свою суровую речь. – Петь! Но того-этого – никогда!
– Того-этого – это он о чем? – сунулась было Кристина. – Он же старый!
Но на нее шикнули, зашипели и заставили прикусить язык.
После чего и сами замерли в растерянности.
Положение было сложное. Пахом Федорович, в котором внезапно прорезалась относительная ясность мысли, дал понять, что без второго представителя старикашек семейства Сысоевых не видать Олегу благословения на свадьбу. И тост за без пяти минут новобрачных он поддерживать не станет. И даже, может быть, начнет снова декламировать Есенина и Пушкина! Благо запасы нецензурщины у великих русских поэтов практически неисчерпаемы.
Саша почему-то не сомневалась, что Пахом Федорович знает их все наизусть.
Первым собрался с мыслями Петруша.
– Ну, – нерешительно начал он, – чего тут думать: надо пойти да привести ее.
– В самом деле! – поддержал Григорий. – Нечего сидеть! Девчонки, дуйте за бабкой!
Саша зыркнула на дядю Гришу с плохо скрытым негодованием. О, как она была слепа! Как можно было не замечать этой порочности в изломе толстой нижней губы? Этого нависшего над глазами толстокожего лба? Этого похотливого взгляда, устремленного на крабовые палочки?
– Откуда же нам знать, где она, – медленно, взвешивая каждое слово, проговорила Рита.
– Так поищите!
– Вот сам и ищи.
– Я на ногах не стою! – с достоинством поведал Григорий.
Противопоставить этому аргументу было нечего, и Рита заткнулась.
Олег поднялся.
– Я поищу! – спокойно известил он. – Ждите, сейчас приведу.
С одной стороны на нем повисла Галка, с другой сестра.
– Вы чего? – Олег огляделся с удивленной улыбкой. – Галка, Рита!
Те, спохватившись, выпустили его.
– Она, кажется, к магазину пошла прогуляться, – вспомнила Исаева.
– Так он же закрыт!
– А она без денег пошла, – неожиданно поддержала невесту Рита. – Дай, говорит, пройдусь.
Обе женщины внимательно посмотрели друг на друга и торопливо отвели взгляды.
– К магазину так к магазину. – Олег, явно несколько озадаченный их дружным утверждением, двинулся вразвалочку к калитке.
– А мы что же, сидеть будем, как си́роты? – возмутилась тетя Алевтина. – Расходимся!
– Куда расходимся-то?
– По местам, – туманно пояснила Алевтина.
– Как притащите эту хрычовку – зовите! – согласился ее муж.
