Гибель бедного парнокопытного переполнила чашу терпения шавловчан. Поднялось возмущение.
И вот тут Назаренко показал, что такое матерый чиновник. Городская администрация вчинила иск владельцу барана за нарушение правил содержания скота и создание угрозы для движения транспорта.
– От дает чертяка! – весело делились друг с другом шавловчане. – Угрозу, ить!
Большинство из них не имело машин, потому что выехать из дворов можно было только на вездеходе, а на вездеход денег не хватало.
«По улице гуляют дети! – сообщил представитель администрации журналистам. – Они могли встретиться с обезумевшим животным!»
– Н-ну, мать ихову! – восхитились шавловчане. Подразумевая, что кто б еще с кем мог встретиться. Баран легко отделался. Шавловские-то дети были привычны к окружающей среде – не то что заезжий интеллигентный баран.
«В связи с этим мы полагаем необходимым ужесточить правила содержания крупного и мелкого рогатого скота в черте города», – поведал представитель администрации.
– От сука! – ахнули шавловчане в адрес владельца барана. – Под монастырь нас подвел!
И кинулись с прошением к главе администрации.
Назаренко поупрямился. Однако к коллективной мольбе снизошел и ужесточать ничего не стал. Великодушен был глава администрации.
И такого человека уволили!
Место его занял бывший замначальника департамента сельского хозяйства, человек со всех сторон для Шавлова чужой. Был он не москвич, а коренной свердловчанин. Но сам факт, что вместо родного вора в кресле оказался залетный, шавловчан возмущал до глубины души.
Первым делом новый глава заасфальтировал многострадальную улицу. «От хапуга! – ахнули шавловчане. – Сколько ж тебе выделили, если еще и на асфальт осталось!»
– …аптеку на Ленина закрыли! – Алевтина впала в обличительный раж. – Салон свадебный во что переделали? В интим-шоп! «Бархатная роза!» Тьфу! Разврат везде!
Илюшин заметил, что в некотором смысле замена свадебного салона секс-шопом выглядит вполне соответствующей логике жизни.
– Ох, не для всех! – с горечью брякнул дядя Гриша.
– Молчи уж, алкаш!
Но Григорий молчать не пожелал. Он сообщил, что свадебный костюм человеку нужен один раз в жизни, да и то если обстоятельства сложатся не в его пользу. А вот определенные товары почти повседневного спроса… Ну хорошо, еженедельного…
Тут его хором попросили заткнуться и Алевтина, и Нина, и покрасневший Петруша.
На следователя Хлебникова эти препирательства произвели такое же впечатление, как если бы перед ним восемь кошек начали отжиматься от пола. Сперва Хлебников изумился и протер глаза, желая убедиться, не галлюцинации ли у него. Для человека, никогда не сталкивавшегося с Сысоевыми, это было простительно. Затем Хлебников возмутился. Затем Хлебников выразил это вслух:
– А НУ МОЛЧАТЬ!
Разом наступила благословенная тишина. Некоторое время Дмитрий Дмитриевич наслаждался отсутствием звуков человеческого голоса.
– Вы! – обернулся он к Саше. – Вы признаете себя виновной в убийстве?
За его спиной лопоухий стажер приготовился наблюдать, как по горячим следам колют преступника.
Стриженова вздрогнула, но не сдалась.
– Признаю!
«Меня задержат. Галка закончит свой дурацкий предсвадебный обряд, а я потом признаюсь, что оговорила себя. Ну, посижу в камере два-три дня… Скажу, помутнение нашло, не соображала, что несла».
Этот ход мыслей показывает, как мало Саша Стриженова была знакома с отечественной системой правосудия.
– Убили, значит? – осведомился Хлебников.
– Придушила.
Следователь поднял брови.
– Прибила, – не совсем уверенно исправилась Саша и повторила для верности: – Я прибила покойницу.
– То есть вы ее уже мертвую душили и били?
– Нет! Живую!
– И она умерла?
– Умерла, – кивнула Саша, обрадованная, что ступила на твердое поле уверенности после зыбких болот предположений. Уж в чем-в чем, а в смерти Елизаветы Архиповны причин сомневаться не было.
– И вы ее на крышу, того… закинули?
Следователь с сомнением окинул взглядом худую Сашину фигуру.
– Находилась после убийства в состоянии аффекта! – оттарабанила Стриж.
Сбоку Макар Илюшин что-то сказал, но она не расслышала.
– Ай да молодец! – раздался веселый голос с той стороны, где Олег Сысоев обнимал невесту. – Ай да умница! Убила, значит?
Саша взглядом приказала Галке Исаевой заткнуться. Но Исаева была слишком взбешена предположением, что отряд не заметит потери бойца и бодро поскачет дальше штурмовать брачную крепость.
– А за что ты убила Елизавету Архиповну, можно полюбопытствовать? – сладко пропела Исаева.
– Не твое дело. Следствию расскажу.
– Ничего ты не расскажешь! – вскипела Галка. – Лгунья! Товарищ следователь, она врет!
«Молчи, дура!» – призвала Саша взглядом.
«Очумела? Что творишь?» – молча проорала Исаева.
«Тебя, идиотку, выталкиваю из задницы в светлое будущее!»
«Иди ты!»
И нагрубив таким образом собственной спасительнице, Галка перешла к активным действиям.
– Господин следователь, это все моя вина…
– Хорош чушь-то нести, – грубо прервал ее Олег. – Разыгрались тут… Бабы!
Саша с Галей опешили.
Олег Сысоев поднялся и пересел ближе к Хлебникову.
– Тут, короче, такое дело, – без выражения сказал он. – Я бабулю… Того. Разозлился.
– Неправда! – выкрикнула Рита. – Тебя там близко не было!
– Однако и тебя тоже, милая! – заволновался Петруша. – Я могу подтвердить… Доказать… Да что там доказывать! Дмитрий, простите, не помню, как вас по батюшке. Разрешите обратиться с повинной.
– Коллективной, – тяжело добавил дядя Гриша. – Оба мы…Обои…
– Втроем! – поправил Валера.
Заорали все и сразу, но разноголосицу перекрыл зычный голос Нины Борисовны:
– Моих это рук дело!
Пахому Федоровичу даже откашливаться не понадобилось.
– Ночью было тихо, только ветер свищет! – рявкнул он. – А в малине собрался совет! Все они бандиты, воры, хулиганы выбирают свой авторитет!
Только этого следователю Хлебникову и не хватало.
Дмитрий Дмитриевич был человеком хоть и ограниченным, но неплохим. То есть не получал удовольствия от причинения вреда ближним. Начальство ценило его за добросовестность и особенно за то, что в запой Хлебников уходил строго два раза в год, по праздникам: под новогодние каникулы и на майские. Остальное время он был кристально трезв, а оттого сосредоточен и уныл.
