Но Суирра уже была готова к отпору. Для начала она встопорщила гребень, а продолжила словами:
— Охотно скажу. Зачем ему нужна наша карьера? Ну, предположим, получится из нас превосходный десяток — и что? Для чего он Стурру?
— Пожалуйста! Это я не сам придумал, от дяди слышал. Сотника, между прочим. Так вот, он сказал, что чем лучше каждый воин в десятке, и чем слаженнее сам десяток — тем больше шансов остаться в живых в бою. К десятнику тоже относится. Ну, что на это ответишь?
— Отвечу, будь уверен. Все, что ты сказал — твои предположения. И не более того.
— Ну так же и я могу сказать: все, что ты наговорила на Стурра — твои предположения. И не более того. Кстати, вон твоя пещера. До завтра.
Драконочка повернула к себе домой, находясь в скверном настроении. Ее злило, что не удалось убедить оппонента, а еще больше то, что за дракончиком в кои‑то веки осталось последнее слово.
* * *
Практические занятия по полетам перенесли на открытый воздух. Ученики отрабатывали подъем, разгон, торможение и приземление — но все это при сложенных крыльях.
К моему удивлению, Фиорра ухитрялась держаться на уровне от 'сносно' до 'похвально'. Вот почему я решил подождать с выдачей браслета, который, несомненно, мог бы ей сильно помочь.
Как раз во время занятий пролетел дракон — вестник. Я бы его и не увидел, но почувствовал возмущение воздушных потоков — видимо, тот был магом воздуха и использовал ее для полета. При взгляде наверх стало понятно, что летит он аккурат в направлении нашей пещеры, и это встревожило. Вот почему по окончании школьных уроков я извинился перед соратниками и помчался домой.
К сожалению, мои предположения оправдались. Самого вестника уже не было, но я полностью застал последствия.
Суть событий стала ясна почти мгновенно: отец сильно ранен, матери придется лететь на помощь. Расстояние было невелико: на пару часов полета. Но отец пока что летать не может. Поэтому вернутся родители не скоро.
На самом краю сознания скользнула мысль, что мама сама могла быть хорошим десятником: настолько кратко, точно и продуманно она распоряжалась. Брат выглядел откровенно неважно. Он крепился, но поскольку дураком никогда не был, то свалившаяся на него ответственность давила и пугала. Сестра только и могла, что стоять и поддакивать фразами вроде: 'Да, мама', ' Я сделаю, мама', 'Конечно, мы будем слушаться, мама'. На мою долю распоряжений выпало меньше: все же я считался младшим. Но кое‑что я обязан был сказать:
— Мам, уж будь уверена: я старших слушаться буду. А ты обязательно возвращайся с папой, что бы он там ни говорил. Я постараюсь устроить ему лечение.
Сказано было очень тихо: не хотелось, чтобы брат с сестрой услышали. Мама ответила тоже негромко, неожиданно мягким тоном:
— Ты не целитель.
— Я их не имел в виду. Человеческий маг может это.
— Ни один человек на это не согласится.
— Люди любят золото. У нас оно есть.
— Думаю, они просто не умеют это делать. Великий — тот способен…
Мы оба превосходно понимали, что именно на такой вариант можно рассчитывать в наименьшей степени, но вслух не говорили. Но у меня оставались в запасе аргументы.
— Человеческие маги могут очень многое. Да, бесплатно лечить они не будут. Но золото поможет их уговорить. Так что приводи папу. Там я ничего не смогу поделать. Здесь смогу.
— Выходит, ты знаешь такого мага?
— Сейчас нет. Но через неделю найду.
Мама тяжело вздохнула.
— Помогай тебе дух Черного Дракона, — сказала она чуть слышно. И во весь голос: — Мне пора.
Как ни странно, Саррод в качестве временного главного оказался совсем не плох. Но и мы с сестричкой старались изо всех сил: ни малейшего каприза, все приказы исполнялись сразу и беспрекословно. За рыбой он летал сам (нам это было запрещено), причем с неизменным успехом — пожаловаться можно было разве что на отсутствие крупной добычи. Зато готовка лежала на нас.
А вот свободного времени и возможности расслабиться у меня стало куда меньше. Любую свободную минуту я посвящал магии жизни. Анатомию я знал вполне прилично, а с лечением проблемы были (не могли не быть). И при этом нельзя было забывать о товарищах по команде.
В школе нам спуску не давали. Но когда там принялись изучать перемножение двузхначных чисел, мои ребята уже это умели. И на занятиях по тактике команда все время обучалась с опережением.
Неделя прошла. Родители появились в пещере. Но радости это не принесло.
Дело было не в ужасном состоянии правого крыла отца, уже не говорю об отсутствии значительной доли чешуек. Самым страшным оказалось выражение его глаз. Из них ушла жизнь. Это было еще хуже, чем видеть безнадежного ракового больного.
К счастью, родители прибыли вечером, а следующим днем был воскресный. Вот почему на немой вопрос маминого гребня я ответил словами:
— Есть возможность. Завтра с утра.
Видимо, путешествие вымотало раненого, потому что он уснул сразу же по окончании ужина. Только тогда Ррума осторожно, даже робко спросила:
— Мам, как ты там… с ним?
Судя по тому, каким огнем полыхнули мамины глаза, сил у нее осталось много больше, чем у отца.
— Много ходить ему не под силу, очень болезненно. Поэтому мы летели…
— А?..
— …на чистой телемагии, конечно, не раскрывая крыльев. Маленькими перелетами. Потому и добирались так долго. На своих четырех мы бы шли дня четыре, от силы пять.
Мы все промолчали, только Ррума пискнула нечто нечленораздельное. Но маме, видимо, надо было выговориться:
— Дорога — это еще ничего. Было кое‑что потруднее.
Пауза. Короткий рык.
— Мне стоило огромного труда уговорить вашего отца вернуться в родную пещеру. К вам. Я сослалась на тебя, Стурр.
Брат с сестрой полоснули меня взглядами, но не стали расспрашивать. Ррума удержалась от этого немалыми усилиями. Саррод, однако, изменил тему:
— Мам, ты тоже устала. Отдыхай. А я завтра с утра наловлю рыбы.
— А мы со Стурром дров притащим. Правда?
— Да, и костер разожжем.
— Мы Саррода слушались. Он настоящий старший брат.
— И куда строже тебя.
Даже в вечерней полутьме было видно, что мама улыбается одними глазами.
— Вижу, мне тоже не худо бы зарычать на вас. А ну, марш спать!
Частично это было шуткой.
Я уже частично провалился в сон, когда почувствовал рядом с собой теплый бочок и услышал шепот сестры:
