Н. Б. Начну с моего назначения, которое, кстати, как и предыдущее, состоялось без предварительного согласования со мной. Хрущев меня вызвал на беседу, где предложил новую должность. Но я ему говорил, что не хочу расставаться с любимой отраслью, просил дать подумать хотя бы денек. А вернувшись в министерство, увидел в приемной фельдъегеря с красным конвертом, вскрыл – и с удивлением прочитал постановление обо мне, еще накануне подписанное Хрущевым.
Так вот, придя в Госплан, я мысленно видел в качестве примера для себя Николая Алексеевича Вознесенского, который находился на посту председателя Госплана СССР в течение одиннадцати лет и очень много сделал как для научной обоснованности народно-хозяйственных планов, так и для подбора в высшем плановом органе высококвалифицированных специалистов. Я внимательно изучал его теоретические исследования, в которых отстаивалась необходимость опережающих темпов роста производительности труда как важного условия социалистического накопления и расширенного воспроизводства.
Практическая же моя деятельность на новой должности началась с разработки проекта шестого пятилетнего плана. Считаю нашим достижением, что удалось привлечь к этой работе широкие круги общественности, организовав, по существу, всенародное обсуждение. Предложения трудящихся внимательно рассматривались, и многие были учтены. Это касалось, например, предложений о сокращении рабочего дня, повышении заработной платы низкооплачиваемым категориям рабочих и служащих, упорядочении оплаты труда, повышении пенсий и ряда других.
Теперь о хрущевском десятилетии. Оно разделяется в моем представлении на две части. Первая, как я думаю, была отмечена рядом полезных, нужных начинаний. Например, три месяца спустя после моего назначения в Госплан Хрущев поручил разработать генеральный план реконструкции железнодорожного транспорта с целью перевода его на электрическую и тепловую тягу. Причем делалось это втайне от Кагановича, который был противником тепловозов и электровозов. В 1955 году по моему предложению и при поддержке Хрущева был образован Главгаз СССР, благодаря чему удалось создать единую систему газопроводов всех союзных республик. Отметил бы как достижения тех лет и освоение целины, и коренную реконструкцию строительного производства. Сейчас многие недовольны тем, что пятиэтажки строили тогда с минимальными удобствами – их теперь пренебрежительно называют «хрущобами». Однако именно благодаря ускоренному строительству этих пятиэтажек удалось в сравнительно короткие сроки переселить большое количество людей из бараков и подвальных помещений.
Все это я отношу к полезным делам Хрущева. Ну а беды начались, на мой взгляд, с непродуманной глубоко перестройки управления народным хозяйством страны.
В. К. Скажите, а разве необходимость определенной перестройки не ощущалась тогда?
Н. Б. Ощущалась. Но импульсивность, порой некомпетентность, безапелляционность Хрущева, с годами все больше усиливавшиеся, привели к ряду серьезных ошибок.
Не прислушался он, скажем, ко многим доводам, предупреждавшим, чем может обернуться бездумная ликвидация министерств. Я тогда говорил:
– Потеряем бразды правления экономикой. Не будет управления отраслями, обеспечения единой технической политики – развалим все хозяйство. Ведь межотраслевые пропорции – главное для устойчивости экономики.
Однако за несогласие с Хрущевым я был отправлен сперва в Госплан РСФСР, а затем в Краснодарский совнархоз. Между тем опасения мои, да и не только мои, вскоре стали оправдываться…
В. К. У вас, Николай Константинович, есть возможность сравнить три перестройки, три реформы – хрущевскую, косыгинскую и горбачевско-ельцинскую. Какие мысли возникают при таком сравнении?
Н. Б. Самой обнадеживающей и правильной, на мой взгляд, могла стать экономическая реформа 1965 года, которую справедливо связывают с именем Косыгина. Надо сказать, что Алексей Николаевич обладал глубокими, всесторонними знаниями и масштабным мышлением. Он был откровенен и критичен, предельно чувствовал меру ответственности за все принимаемые решения и, прежде чем поставить подпись под каким-либо государственным документом, обычно тщательно взвешивал все «за» и «против». Он и к экономической реформе подходил очень взвешенно, продуманно. Сначала в порядке эксперимента на новую систему планирования и экономического стимулирования перевели 43 предприятия, чтобы затем, по мере накопления опыта, постепенно расширять их число.
Но Косыгину не дали осуществить задуманное. Помню, например, как грубо выступал на заседаниях Политбюро Подгорный. Да и не только он. А Брежнев стал, по существу, на их сторону. В результате реформа не была доведена до конца. Она ограничилась мобилизацией ресурсов, лежащих на поверхности, не коснулась в должной мере основного фактора интенсификации общественного производства – научно-технического прогресса.
У меня новые надежды возникли, когда вместо Брежнева, который в последние годы даже написанный для него доклад не мог прочитать, пришел Андропов. По-моему, он взялся за главное тогда звено – укрепление дисциплины. Но, к сожалению, слишком скоро сменил его престарелый и немощный Черненко…
В. К. Ну а как вы встретили перестройку Горбачева?
Н. Б. В апреле 1985 года я голосовал за предложения Горбачева реформировать экономику с целью ускорения социально-экономического развития страны, так как видел в этом перспективу ликвидировать негативные явления, накопившиеся к тому времени. Я верил в перестройку, надеясь, что она выведет нашу экономику на интенсивный путь развития. Ведь как правильно говорил тогда вновь избранный Генеральный секретарь: «Если сделать только одно: по-настоящему использовать то, что уже есть, можно добиться существенного улучшения дел в народном хозяйстве».
Так почему же разумно не использовали солидный социально-экономический потенциал, созданный за советские годы? Почему очертя голову бросились от плановой экономики к рыночной – в кратчайший срок и любой ценой? Думаю, немало людей хотели бы получить ответы на эти вопросы.
В. К. Вы, наверное, помните, что вначале Горбачев выдвинул лозунг: «Больше демократии, больше социализма!». Говорил о «первопроходческом пути советского народа и нашей партии». А куда мы с тех пор ушли?
Н. Б. Помню, конечно, его доклад, посвященный 70-летию Великой Октябрьской социалистической революции. Слушая тогда, думал, что могу всей жизнью своей засвидетельствовать правоту сказанных им слов… Десятки миллионов людей моего поколения, более старших и молодых, с удивительной самоотверженностью боролись за осуществление социалистической идеи. Могучее государство – СССР стало достойным результатом их борьбы и труда.
В. К. Теперь такого государства нет, и это один из результатов горбачевский перестройки, ельцинских реформ.
Н. Б. К величайшему сожалению, да. То, что делалось за последнее десятилетие, привело к разрушению Советского Союза и всего нашего хозяйства. Особенно недопустимо было дробить страну на 15 кусков. А это было совершено действиями и Горбачева, и Ельцина. Что является, конечно, большим преступлением со стороны руководителей государства.
