К десяти часам вечера стало очевидно, что удар мехбригады осназа пробил немецкий фронт на всю глубину оперативного развертывания. План «Молния» сработал, и судьба группы армий «Север» была предрешена.
1 марта 1942 года. Час ночи. Станция Дно
Станция жила своей обычной прифронтовой жизнью – принимала и отправляла воинские эшелоны, составы со снарядами и санитарные поезда. И вдруг на подъездных путях внезапно появились русские танки. Шок сменился ужасом, а ужас – паникой.
Артиллерийская канонада грохотала в семидесяти километрах восточнее. Зарницы, словно молнии, метались по горизонту. Но дислоцированный на станции штаб 16-й немецкой армии чувствовал себя в полной безопасности, так как никаких сообщений о прорыве русскими фронта не поступало, а «греметь посудой» русские пробовали уже не один раз.
Собственно говоря, вот уже три часа ни от 18-й, ни от 81-й дивизий не поступало никаких сообщений. Но непрекращающийся артиллерийский огонь русских внушал командующему 16-й армией генерал-полковнику Эрнсту Бушу надежду, что немецкие войска удерживают свои рубежи. На всякий случай генерал-полковник приказал собрать сводную кампф-группу из солдат тыловых учреждений: писарей, обозников, а также выздоравливающих из числа раненых. Надо было срочно погрузить весь это сброд в вагоны и отправить в качестве подкрепления в Старую Руссу. Опытному вояке было совершенно очевидно, что если большевики сумеют овладеть этим, пусть и не самым значительным городом, то перед ними откроется возможность для удара во фланг и тыл блокирующей Петербург 18-й армии. Такого развития событий необходимо было избежать любой ценой. Только вот ему мешало в этом лишь одно – нехватка резервов и боеприпасов. Шестнадцатую армию ограбили дважды. Нет, даже трижды.
Первый раз это было осенью, когда ОКБ собирало ударный кулак для наступления на Москву. Второй раз генерал-полковник Буш был ограблен в конце января, когда понадобились резервы для заделывания огромной бреши, образовавшейся после краха группы армий «Юг» Третий раз – неделю назад, его грабил уже собственный командующий группой армий «Север» генерал-полковник фон Кюхлер. Русские начали наступление под Петербургом, и опять понадобились резервы для блокирования новых прорывов. И вот сейчас – русское наступление под Старой Руссой. Как раз там, где вермахт полностью обескровлен и обезжирен.
Генерал-полковник Буш только что связался со своим начальством, тем самым командующим группой армий «Север» генерал-полковником фон Кюхлером, и сделал при этом два взаимоисключающих поступка. Он заявил, что завтра утром русское наступление непременно будет отбито с большими потерями для противника, а далее командующий 16-й армии попросил у начальства подкреплений. Первое его заявление было воспринято с пониманием и поддержкой, а вот второе вызвало у генерал-полковника фон Кюхлера нотки протеста.
– Эрнст, – сказал командующий группой армий «Север» – вы думаете, только вам одному тяжело?
Постарайтесь продержаться с тем, что у вас есть, снимайте войска со спокойных участков фронта. У меня резервов нет.
– Но, Георг… – попробовал возразить командующий 16-й армией.
– Никаких но, Эрнст! Я же сказал – резервов нет! Хайль Гитлер! – резко возразил ему фон Кюхлер и бросил трубку.
– Хайль Гитлер! – машинально ответил генерал Буш коротким гудкам, абсолютно не понимая, что именно он должен сейчас предпринять для достижения победы… Резервов нет, связь с дивизиями пропала, обстановка неизвестна, отход без приказа равносилен измене и влечет расстрел, несмотря ни на какие прошлые заслуги. Связисты тоже ничем не могут помочь. В эфире на немецких частотах царит настоящая свистопляска, а проводная связь изрезана диверсантами в клочья.
Но семьдесят километров до линии фронта – это семьдесят километров. И поэтому лично для себя генерал Буш посчитал, что он находится в полной безопасности. Отдав распоряжение дежурному офицеру немедленно доложить, когда будет восстановлена связь со штабами дивизий, генерал-полковник уже было направился в спальный вагон своего штабного поезда. Но заснуть ему в эту ночь так и не довелось.
Стрельбу, которая внезапно вспыхнула на восточной окраине пристанционного поселка, немцы сперва посчитали каким-то недоразумением, на худой конец набегом группы дерзких диверсантов-лыжников, о которых все уже были наслышаны. Но когда среди пулеметных и автоматных очередей несколько раз громко выстрелила пушка немалого калибра, боевой клич «русские диверсанты!» тут же сменился паническим воплем: «Русские танки!»
А вот и они – черные силуэты (они же были вроде выкрашены в белый маскировочный цвет?) в ночной темноте, стреляющие то из автоматической трехсантиметровой пушки, то из десятисантиметрового орудия главного калибра. Единственная боеспособная и бодрствующая часть на станции – это зенитчики. Но и им необходимо время, чтобы привести стволы своих «эрликонов» и Flak-36 в горизонтальное положение и прицелиться.
Но этого времени им как раз никто давать и не собирается. Пулеметные очереди, орудийные выстрелы, гусеницы давят пушки вместе с расчетами. Русская пехота, кажется, повсюду и ведет редкий, но точный огонь по мечущимся в лучах прожекторов немецким солдатам. А с восточной окраины на станцию врываются все новые и новые русские танки, которые сплошной колонной идут и идут дальше на запад, на Порхов и Псков.
Очнувшийся от ступора и пока никем в этой суете не замеченный, генерал Буш бросился в вагон к связистам. Надо немедленно предупредить начальство, сообщить о русском прорыве генералу фон Кюхлеру. Они там, во Пскове, еще ничего пока не подозревают. И лишь потом можно будет разбираться, где, чего и как было упущено, и что это за русский внезапный прорыв в стиле лихих рейдов полугодовой давности танкистов Клейста, Гудериана, Гота и Гепнера.
Но никого и ни о чем генерал Буш предупредить уже не успел. В вагоне у связистов кисло воняло сгоревшим порохом, аппаратура была вся изрешечена пулям и осколками, провода искромсаны умелой рукой, а на полу повсюду валялись живые еще или уже мертвые штабные связисты. Генерал понял, что тут явно поработали русские диверсанты, так как танков поблизости видно не было. Вдобавок ко всему в спину оцепеневшему от такого ужасного зрелища немецкому генералу уткнулось что-то твердое, и хриплый голос с рязанским акцентом произнес:
– Хенде хох, герр генерал, и без глупостей…
Эрнст Буш был обезоружен, а его руки связаны за спиной. В таком виде, нахлобучив до ушей ему фуражку на голову, русские солдаты вывели его на мороз и повели куда-то на окраину села.
Бой уже закончился. Уцелевших и побросавших оружие немецких солдат русские сгоняли в кучу, как баранов. Генерал впервые видел такую форму и в первый раз столкнулся с русскими, которые действовали с такой уверенностью и решительностью. Весь бой на станции длился меньше пяти минут, а сопротивление уже было подавлено, и основные силы противника без задержки ушли на запад. А там находились ничего не подозревающий штаб группы армий «Север» тылы и склады. Генерал Буш уже кое-что начал подозревать и подумал, что если все обстоит именно так, то его сейчас же расстреляют… Но пока он понял лишь одно – что его жизни ничто не угрожает…
