— Это гномы, папа! — кричу я, хватаю его за рукав и тащу на передний двор. — Я покажу тебе! Ты сам убедишься!
— Джо, прекрати. Сейчас не время для шуток. Неужели ты не видишь, что мы теперь не можем участвовать в огородной выставке? Нам не видать голубой ленточки как своих ушей. Да что там ленточки — ничего!
— Ну поверь мне, папа! Пойдем! — Я только крепче вцепился в его рукав и не отпускаю. Тяну его, а сам думаю: «Что-то мы там увидим?»
Все их рожи залиты кроваво-красным томатным соком?
Сотни помидорных семечек облепили их коротенькие ножки?
Мы приближаемся к гномам. Я смотрю, прищурившись, на эти отвратительные создания. И вот мы уже около них.
Я смотрю и глазам своим не верю.
14
Ничего этого нет. Ничего. Ни сока. Ни месива.
Хоть бы одно зернышко. Ни одного.
Я тщательно осматриваю их. С ног до головы. С их мерзких, осклабившихся в отвратительной улыбке рож до коротеньких, похожих на обрубки ножек.
Никаких улик. Ничего.
Но как я мог ошибиться? Все внутри у меня оборвалось, и я тупо уставился на папу
— Пап… — начал я дрожащим голосом. Отец сердито отмахнулся от меня.
— Что тут смотреть, Джо? И больше, прошу, не говори мне про гномов. Понятно? Даже не заикайся! — Его глаза яростно сверкнули. — Я знаю, кто всю кашу заварил! И ему это так просто не пройдет! — Резко повернувшись, он побежал на задний дворик и набрал горсть раздавленных помидоров. Сок тек у него между пальцами. Он обошел дом и направился к соседской двери.
Я видел, как он поднялся на крыльцо к Макколлам, нажал на звонок и начал ругаться, хотя еще никто не открыл дверь.
— Билл, — кричал он, — сию же минуту выходи!
Я потащился за ним. В жизни не видел моего отца таким свирепым. Потом я услышал, как щелкнул замок. Дверь распахнулась, и на пороге показался мистер Макколл с недоеденной свиной отбивной в руке.
— Ты чего орешь как резаный, Джеффри. Так можно и подавиться. — И он хихикнул.
— Подавись-ка вот этим! — завопил папа и швырнул в него полную горсть помидорной каши. Все это заляпало белую тенниску мистера Макколла, потекло по белым штанам и закапало на ослепительно белые кроссовки.
Мистер Макколл уставился на свою испачканную одежду. На лице его было написано полнейшее недоумение.
— Ты что, рехнулся? — выдавил он наконец.
— Не я, а ты, — завизжал мой отец. — Как ты мог такое сделать? Из-за какой-то дурацкой голубой ленточки!
— Да ты в своем уме? Что ты несешь? — взорвался мистер Макколл.
— Что я несу? Ах, мы ничего не знаем! Нет уж, дудки! Ты так просто не открутишься!
Мистер Макколл сбежал со ступенек и оказался нос к носу с моим отцом. Воинственно выпятив грудь, он лез на него как боевой петух.
— Да не трогал я твои вшивые помидоры, — взревел он. — Его помидоры! Ты и голубую ленточку в прошлом году купил небось?
Папа подставил кулак к самому носу мистера Макколла.
— Это я-то купил? Мои помидоры были лучшими на всей выставке! Рядом с моими твои выглядели как виноград! А твои касабы? Где это слыхано — в Миннесоте выращивать дыни-касабы? Курам на смех! Над тобой вся выставка будет хохотать.
Меня всего колотило. Сейчас они начнут колошматить друг дружку и мистер Макколл уделает моего папашу.
— Хохотать? — ревел мистер Макколл. — Это над тобой будут хохотать! Над тобой и твоими хвалеными помидорами. И над твоими газонными украшениями в придачу. А теперь вали подобру-поздорову, пока я не потерял терпение!
Мистер Макколл направился к двери, потом обернулся и говорит:
— Я не хочу, чтоб мой сын водился с Джо! Это твой сын, наверное, передавил твои помидоры, как и мои дыни.
Он скрылся в доме, хлопнув дверью с такой силой, что все крыльцо задрожало.
Эту ночь я долго ворочался, не в силах заснуть.
Рожи на дынях. Раздавленные помидоры. Шепчущие газонные гномы. Все это никак не выходило у меня из головы.
Время было далеко за полночь, а я все не мог глаз сомкнуть. Гномы с их злобными улыбочками так и мельтешили перед глазами. Эти гнусные, смеющиеся хари. Это они потешаются надо мной.
Вдруг в комнате стало невыносимо жарко и душно, я сбросил тонкую простыню, которой накрывался. Все равно дикая жара.
Я спрыгнул с кровати, бросился к окну и распахнул его настежь. В комнату хлынул прохладный сырой воздух. Забравшись с ногами на подоконник, я выглянул во двор. Стояла душная ночь. Все заволок плотный густой туман. Несмотря на жару, я чувствовал, как по спине бежит холодок. В жизни не видел такого тумана.
Туман медленно двигался. Вот показался ангел. Вот тюлень. Скунсы. Лебеди. Блеснуло что-то розовое — фламинго.
Дальше — лань.
Одна.
Одна как перст. Гномы пропали.
15
— Мама! Папа! — заорал я благим матом и бросился к их спальне. — Проснитесь! Проснитесь! Гномы пропали!
Мама высунулась из-за двери.
— Что? Что там такое? Папа не отзывался.
— Гномы! — орал я, тряся папу за плечи. — Вставай!
Папа приоткрыл один глаз и вперился в меня.
— Который час? — пробормотал он.
— Вставай, пап! — не унимался я.
Мама жалобно охнула, включив ночник у своей кровати.
— Джо, посмотри, который час! Зачем ты нас разбудил?
— Но они… они исчезли! — бубнил я свое. — Они ушли. Я не шучу. Честное слово.
Родители посмотрели друг на друга. Потом оба на меня.
— Послушай, надо и честь знать, — сердито заговорила мама. — Мы сыты по горло твоими шуточками. Сейчас середина ночи. Ступай в кровать!
— Чтоб духу твоего здесь не было, — приказал отец. — У меня уже твои забавы вот где сидят. Мы еще об этом поговорим. Завтра утром.
— Но… но… но, — пытался что-то выговорить я.
— Вон отсюда, — завопил отец.
Я медленно попятился из спальни и споткнулся о чьи-то тапочки.
Я и сам должен был сообразить, что они мне не поверят. Но кто-то должен же поверить. Кто-то ведь должен. Я помчался по темному коридору в комнату Минди. Подходя к двери, я услышал высокий звук, словно кто-то свистел — она всегда так свистела, когда спала на спине. Она спала крепко. Я некоторое время смотрел на нее. Будить или не будить? Поверит ли она мне? Я похлопал ее по щеке.
— Минди, проснись, — прошептал я. Хоть бы что.
Я снова позвал ее по имени. Чуть погромче. У нее зашевелились ресницы.
