Книга Двадцатое июля, страница 143. Автор книги Станислав Рем

Разделитель для чтения книг в онлайн библиотеке

Онлайн книга «Двадцатое июля»

Cтраница 143

— Зачем потребовалось понтонное оборудование, когда есть мост?

— Верно, — одобрил Армстронг, — именно этого вопроса я от вас и ждал. После нашей с вами последней встречи я рассказал командующему о ваших подозрениях насчет окопавшегося в штабе немецкого агента. Они ему не понравились.

— Странно. По-моему, он-таки собирался встретиться с представителями германского генералитета.

— Одно не есть второе. Переговоры и шпионаж — разные виды деятельности. К тому же я все еще не знаю точно, хочет Эйзенхауэр встречи с немцами или нет. Однако вернемся к нашей идее. Итак, мы начнем переправу наших, то есть ваших войск через Сену именно в этом месте, — палец уткнулся в мост. — Для предполагаемого начала наступления. Идея же заключается в следующем. В радиусе десяти миль здесь нет ничего, что позволило бы переправить наши войска на противоположную сторону. Кроме данного моста. Если в штабе действительно засел разведчик противника, то резонно предположить, что во время переправы нас ждет диверсия. Другими словами, если кем-то будет предпринята попытка взорвать мост, ваша версия относительно вражеского лазутчика подтвердится.

Тейлор еще раз внимательно посмотрел на карту.

— И если немцы уничтожат мост, к работе приступит инженерный полк. Я правильно понял?

— Совершенно верно. Без поддержки мы ваших людей на той стороне не оставим.

— Но немцы могут разделаться и с понтонами.

— Сомневаюсь. Для этого необходима артиллерия. Или авиация. Ни того, ни другого у противника в нашем районе нет. Для подрыва моста они могут использовать только диверсионный отряд. Мы же, со своей стороны, усилим охрану моста снайперами. Непосредственно перед началом переправы. Хотя, честно говоря, я не очень уверен, что у нас сидит «немец». Судите сами: сообщение о бомбардировке Гетенбурга штаб получил за трое суток до начала операции. Однако немцы не предприняли никаких мер для эвакуации людей. А ведь там было сплошь гражданское население.

Тейлор озабоченно потер подбородок. Эти американцы ведут себя как дети. Для них война — игра. Захотели — поставили танчики, расхотели — перенесли их в другую песочницу. А то, что за их желаниями стоят живые люди, им наплевать. Впрочем, теперь и англичане уподобились им. Кто-то рассказывал полковнику, как выглядел Гетенбург до войны. Выходит, теперь история Европы в развалинах. И сделал это не русский медведь. А цивилизованный аристократ. Что же будет после войны, если мы уже сейчас себя так ведем? Хотим судить немцев за их преступления, а кто будет судить нас? — Тейлор поднялся и с горькой усмешкой произнес:

— Вот потому, что там проживало только гражданское население, и не предприняли никаких мер.

Солдаты откинули борта автомобиля. В глубине кузова Скорцени рассмотрел пять едва живых человеческих душ. Радль подошел ближе, приложил к носу платок и крикнул:

— Всем выйти из машины! Быстро! Еще быстрее!

Заключенные концентрационного лагеря «Аушвиц», с трудом передвигая ногами, спрыгнули на землю и тут же выстроились в ряд, стянув с голов грязные полосатые арестантские шапки.

— Руки! — орал не своим голосом капитан. — Где руки? Перед вами стоит командир. Где должны быть руки? — Радль ударил прутом, который, видимо, подобрал по дороге, по пальцам одного из заключенных. — Руки должны быть вытянуты по швам!

Скорцени поморщился:

— Капитан, они у вас всю дорогу со свиньями ехали? Вонища…

— Это их природный запах. Как мне сказали в лагере, они с ним рождаются. Дикая страна.

Скорцени вернулся в замок и прошел в солдатскую столовую, где при его появлении все вскочили с мест. В том числе лысый старик, которого утром привезли из Берлина. Профессор Залиш, преподаватель кафедры естественных наук, в мире, приближенном к академическим кругам, был более известен не открытиями в области биологии, что входило в круг его непосредственных обязанностей, а своей коллекцией фотографий татуировок. И, разумеется, феноменальными знаниями о столь экзотическом предмете.

— Профессор, вы пообедали?

— Да, господин Скорцени. Премного вам благодарен. Такой пищи мы, берлинцы, давно уже не видели. — Залиш рассмеялся: — И тем более не ели.

— Сожалею. Однако времени у нас нет. Идемте со мной. И постарайтесь сдержать желудочные позывы.

Профессор не понял, что хотел сказать офицер последней фразой, но когда увидел пятерых изможденных людей, которым Радль к тому моменту приказал раздеться догола, их выпирающие из-под натянутой кожи ребра, тонкие нитки мышц на руках и ногах, иссохшие черепа с провалившимися глазницами, из глубины которых тускло поблескивали зрачки, его тело согнулось пополам и извергло из себя все, что только что поглотило в солдатской столовой.

— Вот дерьмо! — выругался Радль.

Арестанты бросали голодные взгляды на блевотину. Скорцени, проследив за их реакцией, почувствовал, что его сейчас тоже стошнит.

— Всех отвести на задний двор. Там будем делать осмотр.

Через двадцать минут, когда профессор наконец оклемался,

Скорцени снова подвел его к заключенным:

— Постарайтесь отвлечься, господин Залиш, от всех эмоций. Меня интересуют татуировки, которые вы видите на телах этих арестантов. Расскажите мне о них все, что вам известно.

Первый же рисунок взволновал профессора чрезвычайно.

— Дивная, дивная вещь, — приговаривал он, разглядывая на изможденной спине заключенного русалку, сидящую на якоре и держащую в руке масляный флотский фонарь. — Очень, скажу вам, талантливый художник сотворил подобное чудо.

— Пожалуйста, ближе к сути. — Скорцени натянул на руки перчатки и с гримасой чудовищной брезгливости дотронулся до кожи арестанта. — Скажите, такой рисунок может выдать принадлежность его владельца к какой-то конкретной стране?

— Нет, — отрицательно покачал головой профессор. — Конечно, способов нанесения татуировок существует множество, однако практически во всех частях света пользуются одними и теми же, наиболее распространенными. Так что выяснить страну рождения по технологии нанесения рисунка невозможно. Теперь о самом рисунке. Мотивы с русалками популярны во всех морских державах. Морякам импонирует этот мифический персонаж — нейтральный и эротичный одновременно. Так что стоящий перед нами… гм… человек может быть и американцем, и голландцем, и немцем… — Поняв, что сморозил чушь, профессор стушевался. — Простите, оговорился. У немцев не может быть таких узоров. Мы — культурная нация. А перед нами — образчик дикарского искусства. Вы знаете, еще в восемнадцатом веке…

— Лекцию оставим на потом, — бесцеремонно перебил профессора Скорцени. — Осмотрите следующего.

На теле второго заключенного рисунок был небольшой (по сравнению с первым) и тусклый (видимо, довольно старый). Неведомый художник изобразил на этой спине голову мужчины с большими залысинами, крупным носом и маленькой клиновидной бородкой.

Вход
Поиск по сайту
Ищем:
Календарь
Навигация