Бригада отошла в Мора ла Нуева.
– Да, прав был Некрасов, это начало конца! – вслух высказался Быков, как‑то после обеда, свое мнение Александру.
Сражение за Мора ля Нуева начались шестого ноября с жестокого артеллерийского обстрела республиканских позиций. От разрыва снарядов, свиста осколков и дрожащей под ногами земли, у Мальцева опять случилось непроизвольное мочеиспускание. Но он уже этого даже не стыдился. Он думал только об одном: эвакуации.
В ночь на восьмое ноября республиканские части, оборонявшие Мора ля Нуева, стали спешно форсировать реку, отступая на Барселону. Битва за долину реки Эбро была проиграна.
Остатки бригады подполковника Овьедо были вновь размещены в Ворошиловских казармах каталанской столицы. Настроение у всех было очень гнетущее. Было понятно, что гражданскую войну выиграл генерал Франко. Барселону продолжали бомбить вражеская авиация. Порт был превращён в руины.
– Не осталось ни одного целого причала, – рассказывал Быков Александру, – где будет швартоваться судно, которое придёт за нами?
– А когда оно придёт? – с нетерпением спрашивал Мальцев.
– Уже три недели обещают, что через несколько дней. Ну сам видишь, что проходят эти несколько дней и никакого судна нет. Мы, Сашок, с тобой люди военные и должны выполнять приказы. Приказали ждать – значит надо ждать!
– Иван Терентевич, а где сейчас Некрасов? Что‑то он давно не появлялся, – поинтересовался Александр.
– Как где? На Лубянке уже чай с сахаром вприкуску наверное попивает. – В сердцах ответил Быков.
У Мальцева было много свободного времени, и он целые дни проводил в штабе у Пабло.
– Алекс, у меня к тебе просьба, – сказал как‑то очень грустно его друг.
– Говори, Паблито, что случилось?
– Алекс, мне уже которую ночь снится что я погибну…
– Да прекращай ты глупости говорить, – грубо оборвал его Александр, – ты же атеист, коммунист.
– Нет, друг, это очень серьёзно. Я всегда чувствую, что со мной произойдёт. Религия и мои политические убеждения здесь никакой роли не играют, – объяснил очень спокойно Мачадо. – Ты мне скажи, выполнишь мою просьбу или нет?.
– Конечно, Пабло. – Заверил Александр.
– В моём вещевом мешке ты найдёшь письмо в подписанном конверте. Это моё последне письмо тёте Исабель. В нём я признаюсь ей во всем и прощу прощения. Напиши ей как я погиб, вложи в этот же конверт и отправь…
– Пабло, ты что с ума сошёл?! – возмущённо закричал Мальцев.
– Также отправь тёте все фотографии, особенно военные, – спокойно продолжал объяснять Мачадо, – тетрадь, пожалуйста, забери себе. Только ты можешь понять смысл моих стихов и мысли, которые записывал я в дневнике. Обещай мне, Алекс.
– Обещаю тебе, Пабло! Но я уверен, что этого не понадобится, – уверенно произнёс Александр.
– Как знать? – уклончиво ответил его друг.
Двадцатого декабря во время очередного налёта на Барселону франкистской и итальянской авиации, бомбовый удар пришёлся по Ворошиловским казармам. В это время Быков и Мальцев находились в городе. Не успели они появиться на территории казарм, как их вызвал к себе подполковник Овьедо.
– Товарищи, я прошу Вас о помощи. Это не приказ, а именно призыв к солидарности и помощи. Я, конечно, понимаю, что вы ждёте транспорт для эвакуации из страны.
– Говорите, товарищ подполковник! – перебил Овьедо Быков.
– Во время налёта у нас погибли десять человек и пятнадцать раненых. Есть тяжёлые. Среди них и помощник начальника штаба бригады Пабло Мачадо.
Услышав это, у Александра защемило сердце.
– Чем мы можем помочь, товарищ подполковник? – спросил Быков.
– Я знаю, что Алекс умеет водить машину. У нас не осталось ни одного водителя. Надо перевести раненых в Гирону в местный госпиталь. Здесь никого нельзя оставлять, потому что националисты уже находятся на подступах к Барселоне. Наша бригада уже сегодня должна занять оборону в южной зоне города.
– А где эта Гирона? – поинтересовался Быков.
– Восемьдесят километров к северу от Барселоны. Два часа туда. Полчаса займёт выгрузка и размещение раненых и два часа назад. Получаетя около пяти часов, – объяснил комбригады.
– Давай, Мальцев! Надо людям помочь! Не волнуйся если судно прийдёт, мы без тебя не отчалим! Будем ждать сколько нужно! – приказал Быков, – да и вещевой мешок не забудь взять. Он должен быть с тобой и документы!
– Есть! – ответил Мальцев.
Александр быстро сбегал в комнату схватил свой вещевой мешок, сунул туда миску, ложку, нож, спички, флягу, фотографии и все документы. Через несколько минут он стоял во дворе у крытого брезентом грузовика марки "Маратон", которые с середины двадцатых годов производил испанский филиал Дженерал Моторс.
На носилках подносили раненых и бережно укладывали их на матрасы, постеленные в кузове.
– Алекс, – услышал тихий голос Мадьцев. Это был его лучший друг Пабло Мачадо, которого только что принесли два санитара.
Бледное лицо. Синие губы. Он больше не смог произнести ни одного слова, а только молча показал глазами на свой вещевой мешок, лежащий на одеяле, которым был укрыт раненый.
– Держись, дружище! Всё будет хорошо! Сейчас поедем в Гирону, в госпиталь! – подбодрил Александр Пабло и погладив его по голове, забрал вещмешок.
Дорога была хорошая, но сзади в кузове находились тяжелораненые, поэтому Мальцев ехал со скоростью двадцать пять километров в час.
– К вечеру не успею вернуться в Барселону, – понял он, – но что поделаешь. Приеду завтра. Раненых бы довести благополучно. Через три с половиной часа он въехал на территорию небольшого госпиталя, устроенного в здании средней школы. Сидевший рядом санитар, быстро вылез из кабины:
– Алекс, ты отдохни! Попей водички, а мы сейчас выгрузим раненых и поедешь назад.
– Хорошо! – согласился Мальцев и, взяв свой вещевой мешок и мешок Мачадо, пошёл искать колонку.
– Бум! Бум! Бум! – задрожала всё вокруг. На том месте, где минуту назад стоял грузовик с ранеными сияла огромная воронка. Теперь бомбы сыпались на здание госпиталя. Крики, проклятия всё смешалось. Несколько франкистских самолётов, упражнясь в меткости, безнаказанно сбрасывали бомбы на госпиталь, на крыше которого был нарисован огромный красный крест.
– Где же их зенитки? Почему они молчат? – почти плача кричал Мальцев, укрывшись в сточной канаве далеко от госпиталя.
Минут через пятнадцать самолёты ушли. Александр попытался приблизиться к зданию госпиталя, но это было невозможно. Всё горело. Откуда‑то доносились слабые крики людей. Вокруг не было ни одной живой души. Послышались завывания пожарных сирен.
