— Ну что же, сам понимаешь, это влетит тебе в копеечку, кардинец. Граф вздохнул:
— Я так и думал.
Глава 20
Еда была сытная и обильная, но Василий желал только тепла. Он продрог до костей и никак не мог согреться, несмотря на то, что посреди комнаты возвышалась жаркая глиняная печь. Принадлежавшая Лятцко единственная хата в деревне состояла из одной большой комнаты, служившей местом для сходок. Остальные обитатели селения ютились в жалких лачугах, способных вместить только одну семью.
Руки Василия согрелись, и онемение прошло, но снег набился в сапоги, ноги промокли и все еще оставались ледяными. Он понимал, что в мокрой одежде не согреется никогда, и опасался, что Александре приходится еще тяжелее.
Но у нее не вырвалось ни одной жалобы. Девушка ни на кого не смотрела, а Василия не замечала особенно старательно. Скрестив ноги, она сидела на походной койке, держа тарелку с едой на коленях, и время от времени пальцами отправляла в рот очередной кусок. Предложенная ей ложка лежала рядом на одеяле. Похоже, она даже не знала, что с ней делать.
Василий уже почти привык к ее застольным манерам, но хозяева были явно удивлены. Даже у горных разбойников манеры были лучше, чем у его невесты. Но сейчас граф был даже рад этому, потому что они приняли Александру за крестьянку и сбросили со счетов. Более того, он свернул бы ей шею, если бы она вдруг обнаружила лучшие манеры. Александра по-прежнему была в толстом и грубом шерстяном плаще, застегнутом до самого горла. В ярком свете Василий заметил, что на груди он насквозь промок и покрыт пятнами, видимо, оттого, что ее ткнули лицом в снег. Ее прекрасные груди, должно быть, заледенели, а соски отвердели и поднялись, превратившись в маленькие бутоны, готовые для его ласк…
Безмолвно застонав, Василий прикрыл глаза рукой. Что, черт возьми, с ним происходит? Напротив него сидел Павел, в компании других бандитов, позади сновала какая-то крестьяночка, наполняя кружки пивом и раздавая комплименты и поздравления своим односельчанам за хитрость И отвагу. А он, вместо того чтобы выловить из разговора какую-нибудь полезную информацию, которую можно было бы использовать к своей выгоде… Чем занимался он?
Единственное, что заинтересовало в их беседе, так это то, что разбойники, оказывается, не случайно наткнулись на них в горах, а знали о путешественниках заранее. По-видимому, жители деревни, расположенной по другую сторону горы, регулярно доносили бандитам о появлении всяких толстосумов, переправляющихся через перевал. Короткие дороги, известные только местным жителям, соединяли эти две деревеньки напрямую, и за несколько часов можно было добраться из одной в другую, чтобы сообщить нужные сведения. А сегодня им повезло еще и с погодой, потому что буря, разыгравшаяся этой ночью, помогла разбойникам заполучить желаемое без боя.
— Кто она тебе?
Александра в упор посмотрела на Василия, и тому стало ясно, что она незаметно прислушивалась к каждому сказанному бандитами слову. Но он не собирался повторять ошибку и отвечать по-русски, чтобы снова задеть ее чувства. Александра была слишком непредсказуемой, и граф не мог рассчитывать на ее содействие, чтобы выбраться из этого трудного положения, в которое они, кстати, попали по ее вине. Стоит ей только разозлиться, и она набросится на него не хуже бандитов.
Поэтому Василий ответил по-кардински:
— Ее отец отдал девушку мне. И я решил некоторое время позабавиться с нею.
Бросив взгляд на Александру, Василий убедился, что она не поняла кое-каких тонкостей в его ответе, и почувствовал облегчение. Все-таки существовала вероятность, пусть и небольшая, что она знакома с кардинским.
— И ты забавляешься с ней с помощью тумаков? Павел упорно продолжал говорить по-русски, чтобы смутить Василия, и тот это понимал. Александра резко вскинула голову. Граф подумал, не должен ли он снова попытаться заговорить по-кардински. Но раз уж Павел создал определенное впечатление своими вопросами, то не стоило рисковать, и поэтому Василий предпочел ответить по-русски. Если Александра настолько глупа, чтобы привлечь к себе внимание, вмешавшись в разговор, то пусть расхлебывает сама.
Золотистые глаза Василия остановились на Павле; некоторое время граф молча смотрел на него, а потом ответил:
— Кажется, я сказал, что никто не смеет ее бить, кроме меня. Но я считаю это не забавой, а только необходимостью. Честно говоря, она частенько заслуживает порки.
— Но ты собираешься оставить ее себе, верно?
— Да, пока она мне не надоест, я подержу ее у себя, и она должна остаться моей и только моей, иначе я потеряю к ней всякий интерес, Павел пожал плечами, что означало полное понимание. Вещи, побывавшие в употреблении, теряют свою ценность. Теперь они могли перейти к делу.
— Пятьдесят рублей и не более того, — предложил Василий; по его лицу было ясно, что и эту сумму граф считает слишком высокой. Он уселся поудобнее, положив руку на спинку стула. — Разве не такую цену Штефан дал в тот раз за Арину?
Упоминание об Арине было рассчитанным риском со стороны Василия. Впрочем, он уже догадался, что прислуживавшая им женщина принадлежит Павлу — это было видно по тем взглядам, которыми они обменивались, а еще по тому, что прочие мужчины держались от нее подальше. Павел мог или взорваться, испытав приступ ревности, как всегда, когда речь заходила об Арине, или перевести разговор в другое русло, потому что его любовница была рядом и все слышала.
— Твоя крестьянка Арине в подметки не годится! — возмутился Павел, махнув рукой в сторону Александры.
Негодование? Это было лучше всего, и на такой результат Василий даже не рассчитывал.
— Ты, конечно, прав. А ты бы сколько предложил? Двадцать пять?
— Сорок пять, — поспешно ответил Павел, по-видимому, поняв свою ошибку.
— Ну что ж, вопрос решен, и никто не в обиде, — бесстрастно заметил Василий. — «Кроме Александры», — подумал он про себя. — По рукам. Кстати, а за кого выходит замуж Арина?
Павел с отвращением сплюнул:
— Австрийский герцог ей надоел, и она нашла себе графа. Тот, наверное, свихнулся, раз женится на ней.
Василий знал, что лучше этого не делать, но не смог удержаться и не позлорадствовать:
— Должно быть, Лятцко в восторге от такого зятя?
— Лятцко просто хочет выдать ее замуж, — не то прорычал, не то проворчал Павел. — И ему наплевать, за кого. А что касается тебя, граф Петровский, я думаю, мой лучший друг Штефан не поскупится. Лошадей, разумеется, я оставлю себе, а твой выкуп…
— Такие лошади в горах бесполезны, и ты прекрасно это знаешь, Павел. Я заплачу тебе три сотни за всех.
Павел рассмеялся:
— Ты думаешь, я не знаю, каких лошадей любит твой братец? Если они ему нужны, пусть раскошелится, иначе они останутся у меня.
Василий и представить себе не мог, откуда у Павла такое мнение, но быстро сообразил, что нужно немедленно разубедить его, иначе им никогда не получить табун обратно.
