— Ну что ж, придется ответить на это письмо, мама. Ты можешь написать, что я уже женат. Или что я умер. Мне все равно, что ты там придумаешь, но барон должен понять, что я не могу жениться на его дочери.
Графиня выпрямилась и, поджав губы, приготовилась к бою.
— Конечно, ты можешь.
— Могу, но не сделаю. — Он снова поднес бутылку к губам.
— Сделаешь!
— Нет!
Василий закричал так громко, что оба удивились. Ни разу в жизни сын, как бы ни был раздражен, не повышал голоса на мать. Но сейчас в нем кипела ярость, вполне понятная для человека, который угодил в ловушку.
Тоном ниже, но не менее выразительно молодой человек добавил:
— Когда я буду готов к браку, я женюсь, но это будет мое решение и мой выбор.
Решив поставить на этом точку, Василий уже направился к выходу, не забыв прихватить и бутылку водки, но ушел недалеко: слова матери впились ему в спину тысячью острых осколков:
— Даже такой отпетый негодяй, как ты, не опозорит имя своего отца.
Глава 4
Таня слегка приподняла вуаль, ровно настолько, чтобы, поддразнивая, провести язычком по обнаженной груди Штефана, по его едва выступающим соскам. Он застонал и потянулся к ней, но она издала предупреждающее восклицание, и его руки снова легли на спинку шезлонга и вцепились в нее мертвой хваткой.
Штефан был уже на грани безумия, ибо не имел права даже дотронуться до своей жены, сидящей у него на коленях, особенно, если учесть, что на нее такое ограничение не распространялось. Но они заключили сделку. Таня обещала станцевать сегодня для него при условии, что он будет держать свои чувства под контролем. Штефан дал слово, и Таня уже начала свой танец, а он испытывал дьявольские муки, стараясь сдержать клятву, а эта маленькая ведьмочка решила вдобавок еще и подразнить его, раз уж ей выпала такая удача.
В ту ночь, когда они впервые встретились в таверне в штате Миссисипи, Таня отплясывала зажигательный танец, танец одалиски — во всяком случае, как она его понимала, — а на нее глазела ватага алчных речных крыс-шкиперов. Штефан решил купить ее за пару монет и попытался это сделать.
Правда, тогда он не знал, как не знала этого и Таня, что она как раз и есть та самая исчезнувшая принцесса, на поиски которой он был послан, та самая нареченная невеста, с которой он был обручен со дня рождения.
Однажды вскоре после свадьбы он попросил ее еще раз исполнить этот танец. Ее соблазнительный, хотя и довольно скромный костюмчик остался в Америке, и она решила использовать одно из своих шелковых неглиже.
Штефан среагировал на танец весьма неожиданно: он так воспламенился, что их объятия, и без того неимоверно сладостные, с его стороны были в тот раз, пожалуй, чересчур бурными и грубыми.
Но Таня не сетовала и даже смеялась потом, восхищенная тем, что смогла добиться от мужа полного самозабвения. Любовницы Штефана имели обыкновение жаловаться, что его ласки оставляют на их теле синяки и царапины, но страсть королевы всегда была равна по силе его собственной. Ей нравилось дразнить мужа и доводить до безумия, и Таня даже смастерила новый костюм, специально для этой цели.
Однако на сей раз данное им обещание не имело ничего общего с ее собственными наклонностями, зато было непосредственно связано с ее новым состоянием, не так давно окончательно подтвердившимся. К восторгу своих подданных, королева Кардинии носила под сердцем царственного наследника и неукоснительно соблюдала все советы придворных врачей, а значит, Штефан больше не имел права терять над собой контроль, вместо того чтобы давать обещания, которые был не в силах выполнить.
— Ничего ничего, я тебе еще отомщу, — произнес он, изо всех сил стараясь, чтобы его голос звучал буднично, но чувства его при этом были далеко не будничными.
Таня подняла голову, и за прозрачной тканью, почти такой же бледно-зеленой, как ее глаза, Штефан разглядел улыбку.
— Интересно, как?
— Я знаю купца, который торгует тонкими шелковыми шнурками, — ответил он.
— Ты привяжешь меня шнурком и будешь заниматься со мной любовью? — В ее голосе послышалось любопытство, свидетельствующее о том, что в глубине души она ему поверила.
— Я еще подумаю. — Теперь голос Штефана звучал как рычание, смешанное со стоном. Ее улыбка стала шаловливой:
— Когда надумаешь, скажешь!
Отклонившись назад, Таня сделала легкое движение головой, ее язык прошелся по его груди вниз, к пупку. Штефан судорожно втянул воздух, и его бедра сами собой резко поднялись так, что он едва не сбросил ее с колен.
— Таня, я не-могу-этого-больше-выносить, — задыхаясь, пробормотал он.
Она тотчас сжалилась над ним.
— Ну и не выноси, — сказала она нежно и села, чтобы отбросить двойное покрывало, закрывавшее нижнюю часть лица и длинные черные волосы. Ее костюм состоял из двух частей, и верхняя часть была настолько прозрачна, что не хватало слов. Штефан был готов сорвать с нее все, был готов целовать ее прямо сквозь покрывало. Но данное слово не позволяло ему этого. Он был целиком во власти своей королевы и зависел от ее милости. К счастью, это его ничуть не тревожило.
С улыбкой, обещавшей скорое наслаждение, Таня потянула за шнурки его домашних шаровар, но тут же замерла, услышав за дверью подозрительный шум: сначала возбужденные голоса, потом звуки потасовки и, наконец, явственный глухой удар.
— Что зз… — начал было Штефан, но на его невысказанный вопрос тут же последовал немедленный ответ — дверь с грохотом распахнулась, и в комнату пулей влетел его кузен.
С приглушенным криком Таня скатилась с колен Штефана и уселась на корточках на полу, чтобы скрыться из вида, пока доставала свое платье с шезлонга, куда бросила его перед тем, как начать танец. Следя поверх королевского живота за нарушителем спокойствия, она стремительно набросила на себя одежду.
Василий ничего не заметил, ибо королевская спальня была так велика, что он, находясь всего лишь на полпути, произнес еще не видя Штефана:
— Приношу свои извинения, что нарушил твой покой, но у меня затруднения, и я в ярости. Боюсь, я убью кого-нибудь, если не найду решение.
— Но, надеюсь, ты еще не убил моего стража? — холодно спросил Штефан, и Василий повернулся на звук его голоса.
— Что? Нет, конечно, нет. Я только сбил его с ног. Проклятый дурак не давал мне войти.
— Возможно, потому, что я приказал, чтобы мне не мешали, и у меня были к тому основания.
Штефан уселся на шезлонге, и к нему присоединилась Таня. Обняв жену за талию, Штефан притянул ее к себе. По их виду любой бы догадался, что это были за основания.
Но, осознав увиденное, Василий лишь снова извинился:
— Прошу прощения, но мое дело не терпит отлагательств, Штефан. Это хуже всякого кошмара, такое безумие, что ты и не поверишь. Мне самому до сих пор не верится.
