– Что привело меня сюда?
– А ты не знаешь?
– Скажи…
Чей-то голос звучит внутри меня… Кому он принадлежит? Чьи голоса звучат тут ночами? Метаются по улицам подобно душам убитых во сне…
– Что привело меня сюда?
– Ты знаешь сам…
– И все-таки…
– Ты все поймешь… рано или поздно ты поймешь все.
Больше слов нет. Вопросы не имеют ответов. Ответов просто не существует. Время замирает. Умирают звуки. Я слышу только биение своего сердца.
– Пусть будет так.
Возвращение – Песнь 1. Куплет 2
За окном вагона медленно проплывали массивные и надменные сталинские дома, украшенные суровыми барельефами. Электричка маневрировала к Киевскому вокзалу. Народ неспешно собирал свой скарб и тянулся в тамбур. Я потряс головой, разрывая нежную пелену полуденной дремы.
Напротив дремал Паша, я толкнул его. Следуя армейской привычке, Паша проснулся и тут же подобрался – словно и не спал вовсе.
– Приехали, – сказал ему я, – Москва.
– Москва?
– Нет, Нью-Йорк.
Паша выглянул в окно. Электричка в это время остановилась.
– Если жизнь – это поезд, то мы – стук колес. Когда поезд прибывает на конечную станцию, стук прекращается.
– Ты хочешь сказать, что нам конец? Мы умрем?
– Нет, просто наша предыдущая жизнь закончилась; пришла пора начинать новую. Поэтому предлагаю оторвать наши бренные тела от скамеек, собрать пожитки и двигать из вагона к ней навстречу.
На этом разговор был окончен, мы молча встали и пошли на выход. Протиснулись мимо дачников и оказались на платформе. В небе разливало свой невозможный свет майское солнце.
По платформе валила толпа, гремя тележками с вещами. Многие шли с рюкзаками, с дачным инструментом. Паша достал сигарету, я протянул ему зажигалку. Паша закурил, следом закурил и я. Здравствуй, столица! Здравствуй моя Свобода, мой призрачный Рай…
Москва. Огромный муравейник, кишащий людьми. Все куда-то спешат. Всем на всех плевать. В том числе и на вас. Москва – один из самых бестактных городов в России. Он нагло вторгается тебе в душу, приватизируя ее без спроса. Этот город пользуется тобой, а потом выбрасывает на помойку. И, тем не менее, мы здесь. Идем по платформе. Улыбаемся солнцу. Мимо спешат люди. И только мы не спешим.
– Надо бы перекусить, – говорю я Паше.
– Ага, – соглашается он, – только мне надо сначала брата встретить.
– А где он?
– Должен скоро подъехать.
– Тогда на вокзале подождем.
Мы вошли в здание Киевского вокзала. Все то же множество и многообразие людей. Очереди у пригородных касс. Сквозь створки массивных дверей видно перрон, откуда мы только что пришли. Хитро ухмыляется зеленой мордой электричка. Вы никогда не задумывались, что у наших электричек самый добродушный вид? Чего не скажешь о многих, передвигающихся на них. Ну да ладно.
Пашиного брата мы решили ждать в просторном холле вокзала. Встали у стены и принялись смотреть по сторонам. Круговерть. И ощущение безграничной свободы.
Откуда-то вырулил лейтенант из комендатуры. Направился к нам. Что-то нехорошее зашевелилось у меня внутри.
– Чего стоим? – сходу спросил он.
– Человека ждем, – нехотя ответил я.
– Кто такие?
– Дембеля.
Глаза лейтенанта воровато бегали, как бегают глаза всех, кто сладко обременен пусть мизерной, но властью. Было видно, что так просто он от нас не отделается.
– Пойдемте, – коротко заключил он.
Мы с Пашей нехотя оторвались от стены. Лейтенант мелко засеменил к помещению комендатуры. Принесла же его нелегкая!..
В помещении комендатуры светил тусклый свет от одной засиженной мухами лампочки под потолком. От стен веяло сыростью и плесенью.
Первым делом лейтенант придирчиво осмотрел наши сумки, словно что-то в них выискивая. Потом проверил документы. Мне было немного неловко, что я втянул Пашу в это – он-то был по гражданке, на военного здесь походил только я. Именно я. Даже не лейтенант. Этот походил на крысу.
Из соседнего полутемного помещения вышел подполковник – комендант.
– Кого задержал? – спросил он лейтенанта.
Тот подобострастно засуетился.
– Дембеля, товарищ полковник. Пьяные.
Подпол потянул носом:
– Вроде не пахнет. Ну-ка пойдем ко мне.
Они пошли в соседнее помещение. Лейтенант напоследок обернулся и сказал нам:
– Стойте тут и не пытайтесь убежать. Все равно поймаем.
Не знаю, о чем они держали там совет, но минуты через две лейтенант вернулся, улыбаясь еще хитрее прежнего.
– Пойдем-ка, – он указал на меня. От этого жеста мне стало еще неприятнее. Ничего, кроме омерзения, этот субъект в форме не вызывал. Паша остался стоять на своем месте.
В соседнем помещении было еще темнее, там стояла кровать и стол, накрытый газетой. Была также дверь, которая вела в следующее помещение, в котором, видимо, скрылся подполковник. На столе были рассыпаны хлебные крошки, лежал кусок сала, и стояла пустая бутылка из-под пива. К столу были приставлены два стула. Лейтенант отодвинул оба, на один сел сам, на второй указал мне. Я сел.
– Ну что, дембель, – обратился он ко мне, – проблемы у вас. И опять мерзко улыбнулся.
– Какие?
– Чем докажешь, что вы не пьяны? Комендант вас не видел, на обеде был. Задержал вас я, право на то имею, потому что помощник. Сейчас и рапорт составлю. А потом вас в карцер на пару суток до выяснения обстоятельств посажу. Вдруг вы дезертиры… Ну а затем назад в часть – для разбирательства… Попали вы в общем…
Это мерзкое существо заерзало на стуле.
– И? – спросил я.
– Что и?
– Как эту ситуацию исправить? – перспектива, описанная лейтенантом была не то, что неприятна, она была неприемлема. Когда вдохнул воздуха свободы, терять ее уже не хочется.
– Договариваться надо, – лейтенант подмигнул. Я понял, что мы подошли к кульминации разыгранного им подловатого спектакля.
– Как?
– Дембельские получили?
– А ты как думаешь?
– Когда это мы на «ты» перешли, товарищ дембель?
– Ну, раз уж за столом переговоров сидим, чего лишние церемонии да любезности разводить?..
Лейтенант махнул рукой, словно отогнал невидимую муху.
– Ладно. Сколько?
– Две.
Он снова заерзал на стуле, потом почесался.
