– А нас всех – прямиком в стройбат. Всю службу генералам дачи строили.
– Бывает…
– Главное, что проходит.
– Это точно!
За разговорами и выпивкой сорок минут пролетели незаметно. Парни начали собираться. Я спустился с ними на перрон, перекурить.
– Ну, давай, брат, удачно тебе доехать, – прощались со мной новые знакомые.
– И вам, пацаны. Много не пейте.
– Много не будем! Мало тоже! Дембель!
– Ага.
Мы распрощались. Мурманские сели на поезд, и через пять минут он отошел. Я посмотрел на часы: до моего поезда оставалось чуть больше получаса. Возвращаться в зал ожидания я не стал, остался на перроне. Взял себе еще пива.
Один за другим от перрона отчаливали поезда, оглашая вокзал прощальными гудками. Мимо по-прежнему сновали люди, тени, их чемоданы и сумки. Я выкурил сигарету. Выпил пива. Купил себе журнал кроссвордов – на тот случай, если в поезде будет не уснуть. Потом выкурил еще сигарету.
Полчаса пролетели незаметно. Мой поезд подали к перрону. Я купил себе еще одну бутылку пива и пошел искать свой вагон. Позади остался страдающий бессонницей вокзал.
Вагон нашел достаточно быстро – он был в хвосте поезда, то есть близко к началу перрона. Показал билет проводнику и прошествовал в полутемный плацкарт. Впереди меня шевелились мои невольные попутчики, медленно ползущие по проходу к своим местам; те из них, у кого места оказались ближе к входу, уже раскладывали вещи. Я отыскал свое место – нижняя полка сбоку в середине вагона. Закинул сумку на самый верх и сел. Перевел дух.
Полумрак вагона, шевеление движущихся людей, свет фонарей, разлившийся по перрону за окном, другой поезд, замерший на путях по ту сторону платформы. Я снял китель и повесил его на вешалку, фуражку убрал на верхнюю полку, к сумке. Поставил на столик бутылку пива. Посмотрел на нее. Вздохнул. И вышел курить на перрон, время еще оставалось.
Пахло особым вокзальным духом: углем, резиной, еще чем-то. Мимо продолжали сновать люди. Я ронял пепел в небольшую лужицу под ногами. В голове было немного тяжеловато после бурного дня: сказывалась усталость, да и прошлая ночь с проводами в части и, как следствие, коротким сном. Выпью пиво и буду спать – решил я.
Докурил и вернулся в вагон. До отправления оставалось минут пять. Пока меня не было, соседнее место заняла молодая девушка, лет восемнадцати-девятнадцати. Милая на вид. Сидела и смотрела в окно. Моя бутылка пива роняла блики от фонарного света, заползавшего сквозь стекло, на поверхность стола. Мне стало как-то неловко за нее, за бутылку пива.
– Здравствуйте, – сказал я девушке, усаживаясь на свое место.
– Здравствуйте, – тихо ответила она и продолжила смотреть в окно.
Я поймал себя на мысли, что как-то неестественно напрягся. С чего бы вдруг? Мне стало еще более неловко. Отвык в армии от женского общества, отвык. Я поспешил придвинуть бутылку с середины стола к себе и тут же открыть. Девушка бросила на меня короткий взгляд и сразу отвернулась к окну. Я сделал большой глоток.
Поезд тронулся. Вагон нервно рванулся с места, качнулся, и перрон в окне пополз прочь. До свиданья, Москва, до свиданья! Я еду домой!
Минут через пять по вагону пошла проводница – проверять билеты. Я достал свой из кармана кителя и положил на край стола. Проводница подошла, быстро взглянула в мой билет, в билет моей соседки и пошла дальше. Я глотнул пива. За окном неслись заборы, депо, промышленные площадки с угрюмыми зданиями спящих цехов, скрюченными силуэтами башенных кранов и дымящими сигарами труб. Вдалеке мелькали высотки спящих микрорайонов. Где-то в сумраке проплыла подсвеченная снизу прожекторами Останкинская башня.
Я взглянул на соседку: она убрала свой билет в сумку и достала оттуда книжку, название я не разглядел. Видимо, пока спать не собиралась. Я решил сходить в тамбур перекурить.
В тамбуре стоял худой мужик и дымил папиросой «Беломора». Молча протянул мне зажигалку, увидев, что я достал сигарету. Я прикурил и кивнул ему в знак благодарности.
– На побывку? – спросил мужик.
– Насовсем. Дембель.
– Ну, поздравляю тогда, молодец!
– Спасибо.
Мужик докурил, потушил окурок в пепельнице, прилаженной к стене, и ушел в вагон. Я встал лицом к наружной двери вагона и попытался разглядеть, что творится за маленьким замызганным стеклом. Но, к сожалению, ничего толком не увидел: снаружи царила полная тьма, лишь изредка разрываемая светом фонарей. Поезд выехал из столицы и разрезал пространство спящих пригородов.
Я выкурил сигарету, постоял минут пять, допивая пиво, потом выкурил еще одну сигарету. За окном промелькнули Химки, Москва-река, отражающая блеклые ночные огни, и мы понеслись дальше к северу. Домой.
Возвращаясь из тамбура, я выкинул пустую бутылку в мусоросборник и посетил туалет – его, наконец, открыли. Потом вернулся на свое место.
Моя соседка все так же читала книгу, как и десять минут назад. Увидев меня, она оторвалась от книги и спросила:
– Вы спать еще не собираетесь ложиться?
Спать вообще хотелось, но я еще не собрался. Да и просьба девушки мне была понятна: ее место было на верхней полке – если бы я собрался спать, ей бы тоже пришлось ложиться. Поэтому я ответил:
– Пока нет.
– Я тогда посижу, почитаю? – спросила она.
– Да, конечно. Вообще если хотите, я могу уступить вам нижнюю полку, мне все равно, где спать.
– Вы серьезно?
– Абсолютно.
– Ой, спасибо большое! – Она улыбнулась.
– Пожалуйста.
Мимо пронеслась какая-то маленькая пустынная станция, освещенная несколькими фонарями. В их смутных отблесках, светомузыкой проскакавших по нашему вагону, я смог разглядеть свою соседку лучше.
Симпатичное, немного детское лицо. Рыжие волосы и зеленоватые глаза. Небольшой носик и пухлые губки. Она мне понравилась.
– Интересная книга? – спросил я ее.
– Да, интересная.
– А о чем?
– Ну как вам сказать… – она улыбнулась, – обо всем.
– Понятно, – улыбнулся и я.
Свет в вагоне притушили до минимума, большинство уже легло спать. Кругом царил полумрак, лишь изредка прорезаемый сполохами пролетающих мимо окон фонарей. Интересно, в такой темноте действительно можно читать?
– А вы военный? – спросила меня соседка спустя некоторое время.
– Теперь уже нет, я домой еду – на дембель.
– В Петербург?
– Да. А вы?
– Я тоже в Петербург. Кстати, давайте на «ты».
– Давайте. Точнее, давай.
Она негромко рассмеялась.
