Входили в эти списки вовсе не обязательно коммунисты или евреи – с этими все было ясно, их можно было оставить на потом.
Нет – арестовывались в основном те деятели Австрийской Республики, которые были замечены в наличии у них ума и воли – например, Леопольд Фигль, первый канцлер Австрии после 1918 года и самый молодой во всей ее истории. Кто знает – в будущем он мог бы послужить лидером сопротивления, поэтому-то Фигля арестовали и живо отправили в Дахау.
Гиммлер считал процесс очистки Австрии настолько важным, что приехал в Вену и занялся им лично. Дел было много. Но с ним, правда, в качестве помощника был молодой, но очень способный сотрудник СД. Гиммлер, что называется, «одолжил» его у Гейдриха.
Звали сотрудника Вальтер Шелленберг.
Примечания
1. Правило это соблюдалось неукоснительно. Даже отставленный и опозоренный генерал Вернер фон Фрич счел необходимым сказать, что, несмотря на свой уход, он «остается верным линии НСДАП».
2. Карл Бедекер (нем. Karl Beadeker) – немецкий издатель, основал в 1827 году в Кобленце издательство путеводителей по разным городам и странам. Известным его сделали непревзойденная достоверность и издательское качество путеводителей, «бедекеров». Имя быстро стало нарицательным для изданий такого вида.
Судетский кризис 1938 года
I
Как написал в своей статье венский корреспондент газеты «Daily Telegraph»: «…коричневый поток штурмовиков хлынул на улицы Вены». Он, по его словам, видел «шабаш ведьм» – толпы молодых людей, среди которых было немало студентов или гимназистов старших классов, вооруженные кто чем, вплоть до ремней, дубинок и кастетов, громили еврейские магазины с криками: «Хайль Гитлер!»
В весьма космополитической столице Австро-Венгерской империи, Вене, евреи составляли добрых 10 % населения [1] – и найти их можно было в любой общественной категории, от уличного старьевщика до дамы в роскошных мехах.
И вдруг одним махом все они без различия пола, возраста и социального положения оказались вне закона, добычей всякого, кто пожелает их ограбить, унизить или убить.
Охотников нашлось сколько угодно.
Толпы «патриотической молодежи» врывались в кафе или в любые другие заведения, если было известно, что их владельцы – евреи. Частные дома тоже громили с не меньшим увлечением. Владельцев выбрасывали на улицу, а дальнейшее зависело от фантазии. С женщин, в частности, охотно сдирали и кольца, и серьги, и одежду. Кого-то били смертным боем, кого-то ставили на колени и палками заставляли скрести тротуар – это оказалось удачным экспромтом, названным «еврейским трудоустройством».
Тысячи пытались бежать в Чехословакию – на границе их разворачивали обратно. Чешские власти не пропустили на свою территорию даже ночной поезд-экспресс из Вены.
Людей, которые служили украшением своей профессии и славой своей страны, хватали на улицах и помещали под стражу. Некоторым из них повезло – после добровольной передачи в руки новых властей всего своего имущества, включая результаты исследований, их выкидывали за пределы германских границ.
Так случилось, например, с доктором Отто Лёви [2], лауреатом Нобелевской премии по медицине за 1936 год. Но не всем так везло.
В Вене было множество самоубийств.
Но это все, конечно, были мелочи по сравнению с «волной великих преобразований» – Австрия была включена в Великий рейх (как стали теперь называть Германию) в качестве новой земли, названной Остмарк. «Ост» по-немецки «восток», а вот «маркой» во времена империи Карла Великого именовали пограничные районы. Скажем, старая Пруссия начиналась как Бранденбургская марка.
Теперь «маркой» становилась вся бывшая Австрия, австрийская армия сливалась с вермахтом, Великий рейх получал почти 7 миллионов новых подданных, а чешские укрепления на старой границе с Германией оказались обойденными.
Это, конечно, наводило на размышления.
II
Жил в Германии крупный ученый, занимавшийся и философией, и политологией, и историей, и политической экономией. Звали его Макс Вебер, и сейчас он считается одним из отцов такой науки, как социология. Так вот, в своей книге «Политика как призвание и профессия», вышедшей в свет в 1919 году, Вебер определил государство как «институт, который обладает монополией на легитимное применение насилия».
Тут важно употребление слова «легитимное», то есть законное, освященное правом. Но что дает легитимизацию самому государству? И вот тут начинаются интересные вещи, связанные с предметом нашего собственного исследования.
Макс Вебер выделяет три типа легитимации власти:
1) рациональный, основанный на вере в законность существующих порядков и законное право властвующих на отдачу приказаний;
2) традиционный, основанный на вере в святость традиций и право властвовать тех, кто получил власть в соответствии с этой традицией;
3) харизматический, основанный на вере в сверхъестественную святость, героизм, гениальность или какое-то иное достоинство властителя и его власти, не подлежащее точному определению или понятному объяснению.
На самом деле, по-видимому, всегда в наличии имеется некая взвешенная смесь из всех трех компонентов – и она, конечно, отличается от страны к стране и от эпохи к эпохе.
Если брать примеры из европейской практики до Первой мировой войны, то можно прийти к выводу, что система управления в Англии состояла из некоего конгломерата рационализма и традиции, а в России – из традиции и совершенно иррациональной веры в то, что «самодержец имеет право».
Так вот, в 30-е годы ХХ века Великий германский рейх все больше и больше попадал под власть сверхъестественной гениальности Адольфа Гитлера.
Этому способствовало много факторов.
Веймарская республика, свергнутая в результате «Национальной революции 1933 года», не пользовалась ни любовью, ни уважением. Ее рассматривали как нечто искусственное, как инструмент управления, навязанный державами-победительницами, в своем роде – политическое продолжение Версальского договора.
Слез по ней никто не проливал, устранение красной опасности приветствовалось, а уж подавление штурмовиков СА в 1934 году и вовсе открыло Гитлеру кредит и в армии, и в профессиональном государственном чиновничестве, и в кругах, связанных с большой индустрией.
Консервативную часть интеллигенции, конечно, национал-социализм несколько коробил, но в целом его программа не отвергалась, это видно даже на примере Томаса Манна.
Сомнения начались несколько позже, но оказались развеяны.
Сначала это делалось мощнейшей волной пропаганды, но потом оказалось подкреплено целой цепочкой успехов нового режима и в ликвидации безработицы, и в укреплении обороны, и в придании стране некоего импульса национальной гордости.
