4. Ian Kershaw. Hitler. Vol. 2. P. 468.
Разговоры в Вольфшанце осенью 1941-го
I
Геббельс приехал в Ставку фюрера 23 сентября 1941 года и был удостоен беседы наедине. Адольф Гитлер просто светился от счастья – русский Юго-Западный фронт совершенно развалился, Киев был уже несколько дней как взят, вермахту досталась небывалая добыча. Скажем, одних только пушек было захвачено больше трех тысяч, в плену оказались 665 тысяч человек – и все это только благодаря решению Гитлера повернуть на юг танковую группу Гудериана, в принципе подчиненную группе армий «Центр». Гудериан, правда, бурно протестовал. Протестовал и генерал Гальдер, начальник Генштаба сухопутных сил вермахта.
Но как уже неоднократно Адольфу Гитлеру приходилось отмечать:
«Что понимают мои генералы?»
Они твердили ему, что никакие импровизации, связанные с детально разработанными планами, совершенно недопустимы, что у всякого стратегического замысла должна быть единая цель, что целью операции «Барбаросса» было взятие Москвы, что нельзя прерывать успешно идущую кампанию, что Москва – центр всех коммуникаций Европейской части России и ее взятие разорвет страну пополам, – но нет, Адольф Гитлер их не слушал.
Он знал, что их окостеневшие в традициях прусской военной касты мозги не в силах понять то, что ясно ему, – значение имеют только две вещи: уничтожение живой силы противника и захват его промышленных и сырьевых центров.
И вот он оказался прав. Одержана огромная победа, самая крупная из всех, какие только известны истории.
Геббельс был поражен.
Он видел гения, он видел великий дух в его свершениях. Теперь-то дела пойдут так, как им уже давно и полагалось идти, новые победы, небывалые доселе, будут одержаны в следующие три-четыре недели. Следующим будет Харьков, за ним – Сталинград, и большевики будут отрезаны от источников угля и нефти.
Что до Ленинграда, то, по мнению фюрера, его надо будет снести.
Прокормить его 5 миллионов населения невозможно – следовательно, их надо уморить голодом, а город разрушить – дом за домом, улица за улицей, и освободившаяся земля должна быть распахана. Для места, где родился большевизм, никакая другая участь не подходит.
И может быть, та же судьба постигнет и Москву.
Военные операции по окружению столицы начнутся примерно через месяц, к середине октября. Это может подождать – сначала надо занять индустриальные центры Украины. Генералы, конечно, твердят ему другое, но что они, в конце концов, понимают?
Гитлер совершенно уверен, что с падением Москвы и после того, как германские войска подойдут к Кавказу, Сталин попросит его о мире. И кто знает – может быть, Адольф Гитлер и согласится на это предложение. Большевизм с его сломленной военной мощью будет уже не опасен, а Сталин очень способный человек, он умеет держать русских в руках.
Когда против России выступит и Япония, Англия увидит наконец, что у нее больше нет надежды. Подводные лодки Рейха все усиливают удары по английскому судоходству, в стране нарастает голод – и рано или поздно Черчилль будет свергнут. Рейх предложит Англии щедрые условия мира – пусть Британская империя живет себе и дальше, но англичане должны перестать совать нос в европейские дела.
Европа принадлежит Германии.
II
В Лондоне сейчас любой турист может посмотреть штаб-квартиру Черчилля военных годов – это не слишком глубокий подвал под домом номер 10 на Даунинг-стрит – резиденция британских премьер-министров c очень давних времен [1].
Сталин во время войны Кремля не покидал.
Положим, в его штаб-квартиру времен войны туристов не водят, и можно только предполагать, что она скрыта где-то под землей, на уровне очень заглубленного в центре Москвы метрополитена или еще глубже, но во всяком случае никаких «шалашей» Сталин себе не устраивал.
А вот Адольф Гитлер примеру своих «коллег» не последовал.
Ему была устроена специальная резиденция, упрятанная в Восточной Пруссии, в лесу Гёрлиц, в 8 километрах от города Растенбурга, и названная Вольфшанце – «Волчье логово» [2].
Это был целый комплекс, в котором размещались бункеры самого Гитлера и помещения для его секретарей и сотрудников OKW – Верховного командования [всего] вермахта, ну и конечно, для связистов, охраны и прочего, что неизбежно входит в структуру Ставки Верховного командования.
Все это было упрятано посреди густого леса, на тщательнейшим образом охраняемой территории в 250 гектаров, оцепленной несколькими кольцами защитных полос из колючей проволоки, наблюдательных вышек, минных полей, со скрытыми позициями зенитных орудий и пулеметных гнезд. Поблизости имелись небольшой аэродром и железнодорожная станция, была связь с Берлином по прямому кабелю.
Размещение персонала было устроено самым спартанским образом – пример подавал сам фюрер.
У него была идея, что он – всего лишь первый солдат Рейха и соответственно жить должен по-солдатски. Отсюда, по-видимому, и возникла сама идея об устройстве Ставки Верховного командования не в Берлине, а в Восточной Пруссии, в лесу. Считалось, что таким образом фюрер разделяет с солдатами тяготы фронтовой жизни – поэтому сотрудникам Ставки следовало спать на койках вроде тех, которые имеются в купе вагонов второго класса.
Общая обстановка напоминала монастырь.
Имелось что-то вроде расписания. Главным событием дня было «обсуждение текущей ситуации», состоявшее в том, что Йодль и Кейтель докладывали фюреру об общем ходе дел. С командующими сухопутными силами Рейха фон Браухичем и Гальдером Гитлер встречался не чаще одного-двух раз в неделю – он не любил людей, которые относились к нему не так восторженно, как следовало бы.
Обед довольно пунктуально подавался в 2:00 часа дня.
Поскольку Гитлер держался строго вегетарианской диеты и был единственным, кто и задавал тему беседы, и говорил на эту тему, обеды в Ставке были очень скучные.
В 5:00 секретарши подавали кофе.
Второй военный отчет о положении на фронте проходил в 6:00 вечера. Как правило, его делал Йодль и укладывался в один час, потому что в 7:30 работа прекращалась, начинался ужин, после которого прокручивали какое-нибудь кино из тех, что нравились фюреру.
Что-нибудь легкое…
Уже поздним вечером за чайным столом собирались секретари, адъютанты и прочий обслуживающий персонал, кто имел привилегию видеть фюрера в неофициальной обстановке. Гитлер опять был единственным, кто говорил за столом, и его монологи затягивались до поздней ночи – фюрер любил послушать самого себя. Так что все, кто только мог, старались выспаться заранее, в дневное время.
Зевнуть во время монолога вождя Рейха было бы верхом неприличия.
III
Темы для монологов Гитлера могли быть разные, но превалировал Советский Союз. На стене и в Вольфшанце, и в его обычной резиденции в Бергхофе всегда была повешена карта СССР, и при малейшем поводе, а часто и без всякого повода, фюрер разражался речью часа эдак на полтора, в которой доказывал, что большевизм представляет собой смертельную угрозу для всей европейской цивилизации и что начало войны было своевременным, а иначе было бы слишком поздно.
