– Я буду жить с тобой, – сказала восточная девушка со спокойными глазами. – Как ни к чему не обязывающий друг, пока я жива, и ты жив – быть может, вечно. Жизнь мимолетна и не стоит того, чтобы ее бездарно прожигать. Порой мне кажется, мертвые неплохо устроились. Может, я пойду к ним сегодня, а может, завтра. Может, убью тебя, отправлю тебя к ним или заберу с собой. Хочешь со мной? Оплати мне дорогу, если хочешь, чтобы я последовала за тобой. Иначе я полечу одна и бесплатно на военном «Боинге 707»: я получаю пожизненные выплаты от государства и откладываю на тайный счет для полулегальных инвестиций необычного характера, о назначении которых тебе лучше не знать, если хочешь спать спокойно. – Она помолчала, глядя все так же бесстрастно. – Ну так что?
– А какой вопрос? – растерялся Кэдбери.
– Я сказала, – рявкнула она, разочарованная его слабыми умственными способностями, – что буду жить с тобой неопределенное время, с неопределенным результатом, если будешь достаточно платить и особенно – это обязательное условие, – если будешь вести хозяйство: оплачивать счета, убирать, ходить за продуктами, готовить, чтобы я не забивала голову пустяками. И могла заниматься своими делами, поважнее.
– Согласен! – с готовностью откликнулся он.
– Я никогда не буду жить с тобой, – сказала девушка с грустными глазами и дымчатыми волосами, пухлая и мягкая, в сексуальной кожаной куртке с бахромой, коричневых вельветовых брюках, в сапогах и с кроличьей сумочкой. – Но я буду иногда заглядывать к тебе утром перед работой на случай, если у тебя найдется лишний косячок, а если ты сам все выкурил, я поцелую тебя и выдохну дым тебе в рот. Хорошо? – Она улыбалась еще шире, в прелестных глазах светились мудрость и противоречивость ее натуры и ее любви.
– Конечно. – Кэдбери хотелось большего, но он знал, что это невозможно; она не принадлежала ему, не существовала для него – она была и собой, и частью мира.
– Отвали! – сказала третья. Кричаще красные, сочные губы искривила злоба, и в то же время девушка как будто забавлялась. – Я никогда не покину тебя, старый развратник, потому что черта с два ты найдешь желающих жить с педофилом, который в любой момент умрет от тромбоэмболии или обширного инфаркта. Когда я уйду, тебе наступят кранты, старый развратник. – Внезапно ее глаза повлажнели и наполнились печалью и состраданием – но лишь на краткий миг. – Для тебя это будет единственная радость в жизни. Поэтому мне придется остаться с тобой и отложить собственную жизнь на потом или даже навсегда. – Она немного поскучнела; тень апатии, отрешенности и равнодушия скользнула по ее неумело накрашенному юному и прелестному личику. – Правда, если мне сделают более выгодное предложение, – холодно сказала она, – я его приму. Я буду посматривать направо и налево. Вдруг чего перепадет.
– Что за вздор! – возмущенно воскликнул Кэдбери. Его охватило жуткое чувство утраты, как будто она уже его бросила, прямо сейчас. Раньше с ним уже такое случалось – и было самым ужасным в жизни.
– А теперь, – бодро сказали все три девушки сразу, – перейдем к сути. Сколько у тебя голубых фишек?
– Ч-что? – оторопел Кэдбери.
– Это главное, – слаженно заявили девушки, сурово сверкнув глазами. Тема фишек пробудила их общие качества. – Покажи свою чековую книжку. Сколько у тебя на счету?
– Какой у тебя годовой доход? – спросила восточная девушка. – Я никогда не разорю тебя, – нежно, ласково и терпеливо добавила она, – но не мог бы ты одолжить мне две голубые фишки? Я знаю, у такого солидного и знаменитого бобра их сотни.
– Сгоняй за фишками и купи мне две кварты шоколадного молока, коробку пончиков и колу в «Спиди-Март», – сказала капризная девушка.
– Можно покататься на твоем «Порше»? – спросила ласковая девушка. – Я заправлюсь.
– Но свою машину я тебе не дам, – сказала восточная девушка. – Тогда подорожает моя страховка, а за нее платит мама.
– Научи меня водить, – сказала капризная, – тогда я поеду с одним из бойфрендов в автомобильный кинотеатр – два бакса за машину. Там будет пять сеансов порнушки, можно захватить пару чуваков и еще одну чувиху в багажнике.
– Лучше доверь свои голубые фишки мне, – сказала ласковая. – Эти вертихвостки оберут тебя до нитки.
– Пошла в задницу! – огрызнулась капризная.
– Если послушаешь ее или дашь ей хоть одну голубую фишку, – яростно заявила восточная девушка, – я вырву к чертям твое сердце и съем живьем. А у этой дешевки триппер, если переспишь с ней – детей не будет!
– У меня нет голубых фишек, – встревоженно сказал Кэдбери, опасаясь, что все три сбегут. – Но я…
– Продай свою пишущую машинку, – сказала восточная девушка.
– Я займусь продажей, – ласково сказала заботливая девушка. – Ты получишь… – Она замолчала, старательно считая в уме. – Я с тобой поделюсь. По справедливости. Я тебя не надую. – Девушка улыбнулась, и он знал, что она говорит правду.
– У моей мамы есть электрическая пишущая машинка с шаровой головкой, офисная модель, – высокомерно, почти презрительно заявила капризная. – Возьму ее себе, научусь печатать и устроюсь на хорошую работу. Правда, на пособии денег больше.
– Позже в этом году… – безнадежно начал Кэдбери.
– Увидимся позже, – сказали девушки, которые недавно были мисс Стикифут. – Или высылай голубые фишки почтой. Договорились? – Они начали блекнуть, растворяться и стали бестелесными. Или…
Или сам Кэдбери, Бобр, Которому Не Хватало, становился бестелесным? Интуиция безжалостно подсказывала, что так и есть. Он исчезал; они оставались. И все же он испытывал странное блаженство.
Кэдбери знал девушек совсем недолго, но они уже значили для него больше, чем он сам. И был рад этому.
Есть у него голубые фишки или нет – а похоже, для них это главное, – девушки не исчезнут. Если не удастся выманить у него фишки лестью, силой или взять взаймы, они добудут их у кого-то другого. Или будут счастливы просто так. Девушки не нуждаются в фишках, а просто любят их – и прекрасно выживут без фишек. Однако, по правде говоря, выживание не для них. Они хотят и умеют быть неподдельно счастливыми. Хотят не сводить концы с концами, а жить на всю катушку.
– Надеюсь, я вас еще увижу, – сказал Кэдбери. – Точнее, вы меня. То есть, я надеюсь изредка, хоть ненадолго появляться в вашей жизни. Чтобы просто узнать, как дела.
– Не юли! – в унисон сказали все три, и Кэдбери практически растаял – от него осталась лишь струйка серого дыма, жалобно дрожащая в полуразреженном воздухе, который некогда предложил свою поддержку.
– Ты вернешься, – убежденно сказала ласковая пухлая девушка в коже, словно чуяла, что сомнений быть не может. – Мы тебя увидим.
– Надеюсь, – сказал Кэдбери, но даже звук его голоса ослабел и мерцал, как затухающее послание с далекой звезды, которая давным-давно остыла и рассыпалась в прах, погрузившись в темноту и безмолвие.
– Идем на пляж, – сказала восточная девушка, и все три зашагали прочь, уверенные, осязаемые и живые. Они уходили дальше и дальше.
