Произнося текст, он отчаянно жестикулировал, чтобы кронштейн с микрофоном убрали подальше от «Кадиллака». Встретив недоуменные взгляды техника и оператора, Кэссиди только помотал головой.
Заметив нависший над ним кронштейн, Эдисон Даг поднялся с сиденья, а Кэссиди чуть не взвыл от злости. Неужели собрался говорить? Черт! Почему федералы ЕГО не предупредили? Сперва впутали, потом кинули! Тем временем к автомобилю ринулись корреспонденты других крупных каналов и радиостанций, и каждый норовил задать вопрос хрононавтам. Однако большая часть микрофонов была направлена на Эдисона Дага, который уже начал отвечать, но с отключенной аппаратурой слов было не разобрать.
Поколебавшись, Кэссиди велел технику включить микрофон.
– …и раньше, – раздался из динамиков голос Дага.
– Что значит «Это случалось и раньше»? – выкрикнул радиорепортер.
– Значит, что я и раньше стоял на этом самом месте, отвечал на этот самый вопрос, – от волнения Эдди пошел красными пятнами, – а вы бесконечное количество раз участвовали в траурной процессии, узнавали о нашей смерти при взрыве… Замкнутое кольцо времени, петля. Понимаете? Если ее не разорвать, так будет продолжаться вечно.
– Вы пытаетесь определить причины катастрофы, которая стоила – или будет стоить – вам жизни? Надеетесь предотвратить ее? – затарахтел очередной журналист.
– Естественно, – пожал плечами Бенц.
– Выявив причину и устранив ее, мы избежим взрыва при возвращении, – добавил Крейн. – Уже стало известно, что неким таинственным образом на борту появились детали двигателя «Фольксвагена» – цилиндры, головка… В общей сложности сто фунтов лишней массы…
«Чудовищно!» – подумал Кэссиди.
– Чудесно! – завопил он в свой микрофон, висящий на шее. – Сразу видно – самодисциплина у ребят на высоте. Теперь-то мы понимаем, для чего нужны эти изнуряющие подготовительные тренировки. С небывалым упорством наши трагически погибшие путешественники во времени добрались до сути технической ошибки и теперь бросили все силы на ее устранение, чтобы вернуться назад и продемонстрировать нам триумфальный запуск.
– Интересно другое, – отреагировал Брэнтон, поправляя наушники с микрофоном. – Насколько эти корректировки прошлого повлияют на будущее? Если запуск пройдет успешно, а парни не погибнут, тогда… Черт, Генри, я совсем запутался. Тут все чересчур сложно. Эти временные парадоксы, о которых по телевизору постоянно толкует доктор Фейн из лаборатории Временной Депортации, – они не для среднего ума.
Слегка успокоившись, Эдисон Даг заговорил разом во все подставленные ему микрофоны.
– Мы должны не устранить причину имплозии, а умереть. Смерть – единственный способ выбраться из ловушки. Мы трое обязаны умереть…
Похоронный кортеж тронулся, не дав ему возможности закончить.
Генри Кэссиди выключил микрофон и повернулся к технику.
– Рехнулся он, что ли?
– Время покажет, – чуть слышно пробормотал тот.
– Уникальнейший момент в истории американских временных полетов! – вещал Кэссиди, «оживив» аппаратуру. – Да простят меня зрители за слегка неуместный каламбур, но только время покажет, что значат таинственные слова, невольно вырвавшиеся в столь тяжкий для Эдисона Дага, как, впрочем, и для всех нас, момент. Обезумел ли хрононавт от горя? Или же обнаружил потенциальное решение страшной дилеммы, которое чисто теоретически может поставить крест на попытках повторить запуск? Предвещает ли это конец американским и советским путешествиям во времени?
Дальше зазвучала реклама.
– Мое мнение, – голос Брэнтона транслировался теперь только в наушники коллег и операторскую, – если парень не соврал, то они просто обязаны дать бедолагам умереть спокойно.
– Да, их нужно отпустить, – согласился Кэссиди. – Господи, этот Даг ведь с трудом языком ворочал! И выглядит – краше в гроб кладут. Похоже, он сам себя хоронит раз так в миллионный, если не в миллиардный. Врагу не пожелаешь.
– Ставлю полсотни баксов, – авторитетно заявил Брэнтон, – что они и впрямь застряли во времени.
– Тогда и мы застряли, – эхом отозвался Кэссиди.
Хлынул дождь. Траурные шеренги вдоль дороги заблестели, словно глянцевые фотографии. Люди, их лица, глаза и даже одежда сияли в мокром отражении косых изломанных лучей заходящего солнца, пробивавшегося сквозь рыхлую толщу серых туч.
– Эфир идет? – вдруг спросил Брэнтон.
«Бог его знает», – про себя ответил Кэссиди, мечтая, чтобы этот день поскорее закончился.
Оживленно жестикулируя, советский хрононавт Н. Гауди горячо убеждал американцев, сидящих напротив за столом:
– Мы с моим коллегой Р. Пленя, который за свои выдающиеся новаторские достижения в области временны́х полетов был удостоен звания Героя Советского Союза, считаем, и наше мнение основывается на личном опыте и теоретических изысканиях, предпринятых учеными СССР и США… так вот, мы считаем, что опасения мистера Э. Дага имеют под собой реальную почву! Более того, предпринятая им попытка уничтожения самого себя и товарищей столь вопиющим и противозаконным способом, когда регламент запрещает проносить на борт что-либо из ЭВР, свидетельствует о крайней степени отчаяния человека, утратившего всякую надежду спастись. Конечно, выбор за вами. Наше дело – советовать.
Глядя в пол, Эдди поигрывал зажигалкой. В ушах у него звенело. Такой эффект обычно дают приборы в модульном отсеке. Неужели они снова там? Нет, не похоже. Люди, стол, голубая пластмассовая зажигалка – все казалось реальным. Кстати, при запуске курить запрещается. Поразмыслив, Эдди спрятал зажигалку в карман.
– У нас, – начал генерал Джаб, – нет никаких фактов, подтверждающих наличие временной петли. За исключением субъективных ощущений мистера Дага, которому подсознательно чудится, что события якобы происходят по кругу. – Генерал порылся в бумагах. – Передо мной заключение четырех йельских психиатров касательно состояния психики мистера Дага. Эту информацию в прессу не передавали. Так вот, при всей его поразительной стрессоустойчивости у мистера Дага присутствует склонность к циклотимии с перспективой развития острой меланхолии. Естественно, мы учли этот фактор, рассудив, что жизнерадостность двух других членов экипажа блокирует потенциальную депрессию.
Джаб протянул листок собравшимся, но те даже не шелохнулись.
– Доктор Фейн, – продолжал генерал, – разве глубокая депрессия не провоцирует цикличное восприятие времени? Якобы все бесконечно движется по кругу? Подверженный психозу индивид не хочет отпускать прошлое, постоянно прокручивает его в голове.
– Видите ли, – осторожно ответил доктор Фейн, физик-теоретик, чей фундаментальный труд лег в основу проекта, – если временна́я петля действительно замкнулась, то мы единственно можем почувствовать ее существование, руководствуясь именно субъективными ощущениями.
– Просто генерал употребляет слова, не понимая смысла, – вставил Даг.
