– А ты его не предупредил, что твое «не вижу» гроша ломаного не стоит? Ты ж на полгода вперед максимум предвидишь…
Жабье лицо Портера расцвело в довольной ухмылке:
– А он меня об этом не спрашивал!
Худая, сухонькая старушка быстро прошла в кухню:
– Господи ты боже, – пробормотала Тельма, плюхнулась в кресло и налила себе кофе. – Я так устала! А ведь снаружи еще пятьдесят человек, не меньше! – И она оглядела трясущиеся руки. – Два случая костного рака в один день – ф-фух, хуже не бывает. Думаю, младенец выживет. А вот второй… там все слишком далеко зашло. Даже для меня. А младенца пусть еще раз привезут… – Она еле говорила от усталости. – На следующей неделе…
– Завтра будет полегче, – предсказал Портер. – Из Канады придет буря, и все останутся сидеть по коммунам. А вот потом… – тут он примолк и с любопытством оглядел Джека. – А ты чего такой беспокойный? Чего-то вы все сегодня разворчались…
– Я только что от Баттерфорда, – мрачно ответил Джек. – Хочу еще раз сходить попробовать.
Тельму передернуло. Портер отвернулся – ему тоже стало не по себе. Он не любил, когда разговор заходил про беседы с человеком, чьи кости лежали кучей в подвале хибары. Провидца терзал смутный, почти суеверный страх – до дрожи в полном теле. Одно дело – заглядывать в будущее. Смотреть вперед – это нормально. Это годный, прогрессивный, позитивный талант. А вот возвращаться в прошлое, к уже умершим людям, стертым с лица земли городам, обратившимся в пепел и развалины, участвовать в давно забытых событиях – было в этом что-то невротическое, болезненное. Зачем ворошить ушедшее? Зачем копаться в костях – причем в прямом смысле этого слова – прошлого?
– Ну и что он сказал? – поинтересовалась Тельма.
– То же, что и всегда, – ответил Джек.
– И сколько раз он уже так отвечал?
Джек скривился:
– Одиннадцать. И он в курсе – я ему сказал.
Тельма пошла из кухни в коридор.
– Пора за работу.
Она задержалась на пороге:
– Одиннадцать раз – и ничего не меняется. Я сделала вычисления. Сколько тебе лет, Джек?
– А на сколько я выгляжу?
– Где-то на тридцать. Ты родился в 1946 году. Сейчас – 2017. Значит, тебе семьдесят один. Я бы сказала, что я разговариваю с третьей по счету сущностью – ну, за все время. Где находится твоя текущая сущность?
– Ты сама знаешь где. Там. В 1976 году.
– И что с ней?
Джек не ответил. Он прекрасно знал, что его текущая, 2017 года, сущность делала там, в прошлом. Старик, которому был семьдесят один год, лежал в больнице при одном из военных центров, и его лечили от прогрессирующего воспаления почки. Он быстро глянул на Портера – станет ли провидец раскрывать полученную из будущего информацию.
Портер сидел с расслабленным, ничего не выражающим лицом, но это ровным счетом ничего не значило. Надо попросить Стивена просканировать Портера – только тогда можно будет узнать что-то наверняка.
Подобно работягам, которые каждый день выстраивались в очередь, чтобы узнать, разбогатеют ли они или там удачно женяться, он страстно желал, чтобы ему назвали дату его собственной смерти. Он должен был знать – и дело было не только в любопытстве.
И он встал с Портером лицом к лицу:
– Так. Давай начистоту. Что ты видишь в моем будущем в ближайшие шесть месяцев?
Портер зевнул:
– Мне что, прямо все в деталях перечислить? Несколько часов займет, знаешь ли.
Джек разом расслабился. И облегченно вздохнул. Что ж, значит, он проживет еще шесть месяцев. По крайней мере. За этот срок он сумеет прийти к соглашению с генералом Эрнстом Баттерфордом – главнокомандующим Соединенных Штатов Америки. Он протолкнулся мимо Тельмы и вышел из кухни.
– Куда это ты? – спросила старушка.
– Обратно к Баттерфорду. Хочу попытаться снова.
– Только это от тебя и слышу! – сварливо пробурчала Тельма.
– А я всегда только это и говорю, – отрезал Джек.
И буду говорить, подумал он. Пока не умру. Горькая мысль. В нем говорила обида. Да, он будет жить, пока находящийся в полубессознательном состоянии старик в больнице Балтимора, штат Мэриленд, не умрет. Или его не умертвят и не выкинут, чтобы освободить койку для какого-нибудь раненого рядового, которого в товарном вагоне привезли с фронта, – обожженного советским напалмом, парализованного нервным газом, обезумевшего от металлической пыли. Когда дряхлое тело выбросят – а это случится уже совсем скоро, – уже не получится вести дискуссии с генералом Баттерфордом.
Сначала он спустился к кладовым в подвале хибары. Дорис спала на своей угловой кровати: темные волосы паутиной раскинулись по кофейно-смуглому лицу. Одну руку она закинула за голову, смятая одежда небрежной охапкой валялась на кресле. Она открыла глаза и заспанно потянулась. Потом присела:
– Который час?
Джек поглядел на часы:
– Полвторого.
И он принялся открывать хитроумный замок, запирающий их сокровища. Потом он выкатил металлический ящик по рельсам вниз на бетонный пол. Подтолкнул поближе лампочку на шнуре и включил ее.
Девушка с интересом наблюдала за ним.
– Что ты делаешь?
Она откинула покрывала и поднялась на ноги. Потянулась и босиком прошлепала к нему.
– Ты бы сказал – я бы сама его тебе выкатила.
Их обложенного изнутри свинцом ящика Джек вынул аккуратно рассортированные кости и остатки личных вещей: бумажник, документы, фотографии, перьевую ручку, обрывки военной формы, золотое обручальное кольцо, мелкие серебряные монеты.
– Он трудно умирал, – пробормотал Джек.
Проглядел ленту с данными, проверил, что она нигде не оборвана, а потом с грохотом захлопнул ящик.
– Я сказал ему, что принесу это. Конечно, он не вспомнит…
– Каждый новый раз стирает память о прошлом? – И Дорис убрела одеваться. – Это и вправду как переживать одно и то же мгновение, раз за разом?
– Один и тот же период времени, да, – согласился Джек. – Но материал не повторяется.
Дорис покосилась на него и полезла в узкие джинсы.
– Как же, не повторяется. Всегда ведь вылезает одно и то же – что бы ты ни делал. Баттерфорд идет и представляет свои рекомендации Президенту.
Джек ее не слушал. Он уже переместился в прошлое – пошел назад по временной шкале, шаг за шагом. Подвал, полуодетая Дорис заколебались и отдалились – словно бы он смотрел на них через донышко стакана, постепенно заполняемого непрозрачной жидкостью. Тьма – переливчатая, неоднородная – шла вокруг волнами, но он упрямо двигался вперед, прижимая к себе металлический ящик. На самом деле он, конечно, двигался назад, а не вперед. Он отступал вместе с потоком: переходил из места в место вместе в более молодым Джоном Тримейном, прыщавым шестнадцатилеткой, который не прогуливал старшую школу в году 1962 от Р.Х. в городе Чикаго, штат Иллинойс. Он так часто менялся личностями… На самом деле эта самая ранняя сущность уже, наверное, умерла. Но он тщетно надеялся, что Дорис закончит одеваться к тому времени, как в подвале на его месте окажется мальчишка.
