Я вышла поздно, так что последний отрезок пути в школу пришлось бежать. Но мне удалось прошмыгнуть через ворота как раз в тот момент, когда ударил школьный колокол, возвестив восемь часов утра. Наша фру ректор читала утреннюю молитву. Это она почти всегда делает сама. Если читает кто-то другой, мне кажется, что день не заладился. Мне нравится слушать её спокойный голос и видеть её умные глаза, когда она смотрит на нас всех сразу. Я постоянно испытываю ужасное желание попытаться быть такой же милой, какой я ей кажусь, когда она думает, что я и есть такая на самом деле.
Она хорошая учительница, но как человек ещё лучше. И, как говорит папа: «Если мне надо выбирать между плохим учителем, но хорошим человеком или между хорошим учителем, но человеком плохим, то я без всяких колебаний выбираю первого».
Нам, вероятно, посчастливилось, что наш ректор – хорошая учительница и хороший человек, и я знаю: если я когда-нибудь окажусь в каком-либо затруднении и не встречу понимания у мамы и у папы, то отправлюсь на негнущихся ногах прямо к ней.
Молитвенный зал был украшен свечами, и в нашей классной комнате тоже горели свечи. День, таким образом, начался празднично и, собственно говоря, так и закончился. Общество Красного Креста устроило званый вечер в актовом зале нашей школы. Среди прочих увеселений мы повторили и маленькую пьесу, что играли в День детей весной. У Сванте и у меня, у каждого из нас была своя роль. По ходу пьесы мне в одном случае надо было как следует отлупить Сванте, и, поверь, я чрезвычайно усердно и с огромной радостью приступила к делу. Потому что мой братец всё время корчил отвратительные гримасы, стоя так, чтобы публика их не видела. Он пытался таким образом заставить меня сбиться с роли и расхохотаться. Да и его сдержанное хихиканье… когда я признала тот горестный факт, что «её милость будет похоронена в четверг». Вот я и думаю, что наш режиссёр был прав, когда потом похвалил меня: дескать, я весьма реалистично провела сцену драки.
Но потом несчастье постигло и Сванте. А именно – ему следовало сказать: «Опасности встречают тебя на твоём пути». Но, очевидно, он так усердно гримасничал, что язык сыграл с ним дурную шутку, потому что он изрёк не более и не менее как: «Встречи опасаются на твоём пути».
Тут мне пришлось чуточку отвернуться и подумать о чём-то по-настоящему печальном, чтобы не возник явный скандал.
Но теперь я знаю, что скажу Сванте, когда он явится вновь и захочет меня поддразнить. Я лишь угрожающе подниму кулак и заявлю:
– Встречи опасаются на твоём пути.
После пьесы зазвенели песни. Их исполняли две дамы, которые наверняка охотно вцепились бы друг другу в волосы. Одна – учительница музыки, она преподаёт и в школе для девочек, и в учебном заведении для мальчиков. Голос у неё красивый.
Чего как раз даже при большом желании не скажешь о другой певице, невероятно волевой даме, которая замужем за учителем рисования в учебном заведении для мальчиков. Фру Альберг имеет решающий голос в семейных делах, и, будь уверена, она всё время поднимает его. Господину Альбергу – самому покладистому на свете из всех учителей рисования, ноги которых когда-либо ступали по этой земле, остаётся лишь покоряться. Фру Альберг живёт в абсолютном заблуждении, что она умеет петь (и когда она берётся за это дело, то поёт до тех пор, пока у слушателей не появляется желание умереть). Когда же комитет по проведению праздника рекомендовал вместо неё фрёкен Андерссон – учительницу музыки, – то начались ужасные жалобы и стенания. Фру Альберг примчалась во весь опор к нам домой, к нашей маме, важной «шишке» в Красном Кресте. И с глазами раненой лани просидела у нас всё послеобеденное время, которое главным образом потратила на то, чтобы очернить фрёкен Андерссон.
Но явиться с клеветой к маме – это примерно то же самое, что попытаться накормить бенгальского тигра сухими корками. Я считаю это абсолютно невозможным. Как только фру Альберг произносила какую-то колкость не в пользу фрёкен Андерссон, мама выдвигала, в свою очередь, некую чрезвычайно высокопарную тему. Сидя в соседней комнате, я слушала их беседу и развлекалась вовсю. Что бы ни говорила фру Альберг, маме всегда удавалось найти возможность переключиться на рассуждения об этике и морали современного человека или на нечто в этом же роде. Но фру Альберг не сдавалась, и в конце концов мама сказала:
– А не могли бы вы спеть дуэтом? Какую-нибудь небольшую вещь?
Меня удивило, что фру Альберг не подняла крик. Но была так угрюма и сурова – это просто бросилось в глаза, когда она ответила:
– Вы, фру Хагстрём, любите шутить!
Потом она ушла, а мама, вытянув ноги, выдохнула:
– Ух! Благородные чувства рождает пение, это уж точно.
Но, как бы там ни было, мама, вероятно, пожалела фру Альберг, и в результате ей тоже разрешили спеть.
– Вероятно, всё обойдётся, если дать ей спеть, – заметила мама. – Трудность лишь в том, чтобы заставить её когда-нибудь прекратить пение.
Среди прочих фру Альберг исполнила с дрожью в голосе песню… ну, ты знаешь, на музыку Мериканто
[54]
, «Там, где шумят берёзы», так прочувствованно, как никогда прежде. И ещё «Сделать жизнь сладостной друг для друга». Среди публики сидел и господин Альберг. Интересно, о чём он думал?
– Она, верно, имеет в виду сделать жизнь дьявольской друг для друга, – пробормотал Сванте, слушавший пение за занавесом.
Подумать только, скоро конец семестра! Как прекрасно будет хоть ненадолго избавиться от школьных занятий и посвятить себя домашним заботам. Майкен уже начала уборку и перевернула с помощью Алиды весь дом вверх дном. Она считает, что никакого истинно христианского Рождества не может быть, если каждое окно не вымыто, пол в каждой комнате не натёрт, а каждый серебряный нож не вычищен так, что в него можно смотреться, как в зеркало.
Ха-ха! Всего тебе хорошего! Надеюсь, мы успеем ещё разок написать друг другу до Рождества.
Бритт Мари
22 декабря
Дорогая Кайса!
Возьми один литр молока, две столовые ложки сахарного песка, три столовые ложки маисовой муки и три яйца и сбей всё вместе. И как ты думаешь, что из всего этого получится? Согласно поваренной книге, должен получиться маисовый крем, но у меня ничего не вышло.
По-моему, получилось нечто более близкое к клейстеру. Во всяком случае, моё семейство отказалось принять это блюдо за десерт, отказались абсолютно все, кроме Йеркера; он всеядный, как поросёнок.
Не скрою, это обидно! Приходишь домой после окончания семестра и, засучив рукава, бросаешься в порыве энтузиазма на домашнюю работу. А в результате… клейстер! И ещё презрение и поношение со стороны твоих ближайших родственников, особенно Сванте.
