– Телефон. Просят Виталия Родионовича, – тихо проговорила горничная, не переступая порог кабинета.
– Извините, дражайшая Заряна Святославна. – Я развел руками, поднимаясь с кресла.
– Понимаю, Виталий Родионович. Служба есть служба. – Кивнула Смольянина. – Ну что же, идите. Но вечером жду вас с супругой на ужин.
– Будем, обязательно будем, – ответил я, уже стоя у двери. И вздохнул. – Если, конечно, не произойдет что-то экстраординарное.
Как я и думал, звонил мне не кто иной, как князь Телепнев, вот только вместо ожидаемого вопроса о том, где носит его подчиненного, глава Особой канцелярии сухо уведомил меня, что ждет к часу в присутствии, непременно при параде. Пришлось возвращаться домой, чтобы переодеться. Впрочем, не могу сказать, что Ладе это не понравилось, особенно когда я заметил, что до времени визита у нас есть не меньше четырех часов. В результате в канцелярию я собирался в жуткой спешке, но прибыл в срок.
По крайней мере, увидав меня в приемной, Толстоватый бросил взгляд на часы и одобрительно хмыкнул, после чего протянул тонкий платок и посоветовал привести себя в порядок, благо еще минут пять у меня есть.
Проскользнув в уборную, я взглянул в зеркало и, моментально поняв, чему так ухмылялся приятель, принялся ожесточенно оттирать след губной помады на щеке. А здешняя помада это такая штука, что без усилий не сотрешь.
В общем, в кабинет шефа я явился чистый, но с горящей алым цветом правой щекой, словно пощечину схлопотал. Правда, князь, похоже, даже не заметил этого моего конфуза и, коротко приказав следовать за ним, шагнул к выходу.
– А доклад? – спросил я.
– Отдайте Венту Мирославину. – Глянув на папку в моих руках, мотнул головой Телепнев.
У дверей канцелярии нас уже ждал экипаж, который, стоило нам разместиться на диванах, рванул вперед так, будто лошадей кто-то накормил закисью азота.
– Виталий Родионович, надеюсь, ваши приключения не повлияли на подготовку к экзамену? – осведомился князь, когда наш экипаж выкатил на Словенскую набережную.
– Смею надеяться, что не повлияли. – Пожал я плечами.
– Замечательно. Честно говоря, не хотелось бы нарушать собственное слово и уговаривать экзаменаторов… – Вот тут до меня дошло, отчего князь был столь хмур и резок.
– Так мы… – начал я, и был тут же перебит скупым кивком собеседника.
– Именно. Мы направляемся в Аттестационный кабинет, где вы пройдете испытания на чин.
– С чего вдруг такая срочность? – подивился я.
– Сегодня эти испытания проходят выпускники Высших Государевых курсов. А вечером, в детинце состоится принесение вассальной клятвы. Государь решил, что это лучший повод для вашей с ним встречи.
– Хм. А ничего, что, по идее, я должен бы проходить эти испытания лишь на исходе лета, а сейчас едва июнь закончился? – возмутился я.
– Отвечу вам словами государя. – Усмехнулся князь. – Ежели он, и в самом деле, столь умен и ретив, то два месяца будут лишь напрасной тратой времени… В одном государь прав. Выделять вас еще больше, чем это уже было проделано за прошедшее время, бессмысленно, и ничего, кроме еще одной головной боли и шепотков в обществе о незаслуженной протекции, вам не принесет.
– Ну да, а то, что я сдаю экзамен на чин, не окончив обучения и едва вернувшись из путешествия, это ничего? – пробурчал я, но Телепнев меня услышал и еле заметно усмехнулся.
– Так ведь всему свету известна ваша стремительность в делах и развлечениях, дражайший Виталий Родионович. Так что поохают, поахают, но примут. А вот отдельного испытания могут и не простить… Так как? Говорить мне с экзаменаторами?
– Идите к дьяволу, Владимир Стоянович! – Фыркнул я, мысленно удивляясь витиеватости, с которой князь пытался взять меня «на слабо». Хотя… Почему пытался? Взял уже.
– Что ж. Тогда я остановлю экипаж у здания Аттестационного кабинета, и удачи вам… князь Старицкий. – На этот раз улыбка у Телепнева получилась куда более искренней, да и настроение, кажется, уверенно поползло вверх.
Карета действительно остановилась у высокого особняка лишь для того, чтобы высадить меня у широких и крепких дверей, после чего извозчик хлестнул лошадей, и те, только что не встав на дыбы, рванули экипаж, увозя шефа куда-то по его шефским делам. Ну и ладно.
Я огляделся по сторонам и, поднявшись на высокое крыльцо, решительно потянул на себя тяжелое медное кольцо, заменяющее дверную ручку. Мощные железные петли тихо, почти неслышно скрипнули, и я оказался в самом настоящем людском муравейнике. Кажется, такого столпотворения я не видел еще с «того света».
Отыскать в этом сумбуре место, где проходят испытания, оказалось довольно легко. Я просто открыл первую попавшуюся дверь и, не дожидаясь, пока все сидящие за конторками клерки скрестят на мне взгляды, обратился к стоящему у огромного шкафа детинушке, на телесах которого вицмундир восьмого класса только что по швам не трещал.
Поначалу, недовольный тем, что его отвлекли, дядечка скривился, но заметив нашейный знак ордена, подобрался и заговорил довольно любезным тоном.
Получив у него нужную информацию, я вежливо… очень вежливо поблагодарил чиновника и отправился на третий этаж особняка, где уже собралось порядочное количество людей, явно дожидающихся своей очереди перед высокими двойными дверями, ведущими в аудиторию, где заседала аттестационная комиссия.
Честное слово, если бы не возраст большинства присутствующих, а у некоторых возраст уже основательно проредил шевелюру или побил ее серебром, я бы решил, что оказался среди обычных студентов, ожидающих экзамена. Нет, здесь никто не листал судорожно конспекты, не бросался к выходящим из аудитории, забрасывая их вопросами: «ну что?» и «ну как?», но вот ощущения… да… та же тревога и сосредоточенность во взглядах, нервные движения и отрешенность. Хм. Вот не думал, что когда-то еще придется окунуться в экзаменационные треволнения…
– Старицкий, Виталий Родионович, – представился я, оказавшись в аудитории перед длинным столом, за которым устроилось аж пятеро экзаменаторов. Сидящий передо мной мужчина, что-то писавший в журнале, поднял голову, и я улыбнулся. – Добрый день, Боримир Вентович!
Советник Сакулов вздрогнул и еле слышно застонал. М-да, чую, это будет весёлый экзамен…
Глава 3
Между струйками, между струйками…
В толпе из добрых трех десятков чиновников, выдержавших сегодня испытания на чин надворного советника и, соответственно, претендующих на личное дворянство, я ждал своей очереди и рассеянно оглядывал приемную. Кстати, к моему удивлению, далеко не все экзаменовавшиеся сегодня были приглашены в детинец для принесения вассальной клятвы. Уж не знаю, с чем это связано, но… по размышлении, я вынужден был признать, что если бы личного дворянства удостаивался каждый без исключения чиновник, достигший седьмого класса, то через полвека пол-Руси будет фанфаронить, рассылая визитки с личным гербом. И пусть даже только десятая часть из них сможет впоследствии дать своему роду потомственное дворянство, такое увеличение привелигированного сословия может привести исключительно к взрыву, даже с учетом того, что в этом мире никому и в голову не пришло подписывать рескрипты «О вольности дворянской», и здешняя «элита» вся поголовно служит. А кто не желает – платит тягло… так называемый «боярский кошт», своеобразный налог. Но боярам, с их гонором, платить какие-либо налоги претит. Еще бы, ведь это уравнивает их с другими сословиями. Вот они и идут на службу, дабы урону чести боярской не нанести, да… Что, правда, не избавляет их от денежных трат, поскольку, как я узнал у того же Толстоватого, все служилые бояре, чьи рода занесены в Бархатную книгу, отчисляют немалые суммы в организованное государем Военное общество, причем размеры отчислений зависят от величины принадлежащих им земель.
